Феникс (ЛП)

— Не плачь, моя милая. Я и не думал, что снова смогу почувствовать любовь. А ты подарила мне это чувство, просто будучи рядом. Не знаю, какой мужчина не сможет полюбить тебя, как только узнает получше. Не важно, если ты не чувствуешь того же в ответ. Я ведь понимаю, что тебя намного проще любить, чем меня.

С каждым словом его взгляд проникает все глубже, помечая меня. Поверить не могу, что он думает, будто его нелегко любить. Мне кажется, что я любила его с того самого момента, мой взгляд встретился с его; в нем была загадка, которая закралась мне в душу.

Я прижимаюсь к Фениксу губами и перекатываю нас так, что теперь сижу на нем, потираясь о его длину и толкаясь к нему бедрами. Я разрываю поцелуй, меня переполняют пот, желание и все, что между ними. Встречаюсь взглядом с Фениксом. Его губы приоткрыты от жажды.

— Любить тебя бесконечно просто, Феникс, — шепчу я в мутный утренний свет. — И я тоже тебя люблю.

***

Интересно, как я вообще могу работать. После того как я сказала Фениксу, что люблю его, он довел меня до края ртом, пальцами, членом. Мое тело пресыщено. Кажется, я в липком беспорядке эмоций и похоти.

Пока я провожу уроки, мысли мои вращаются вокруг темных вещей. Думаю, мама и Максвелл все еще в городе, но они все еще не попытались выйти со мной на контакт. Из-за чего я задаюсь вопросом: не планируют ли они чего-нибудь.

Во время перерыва в мою дверь стучат, и сразу же после этого в класс заходит Тим. Он нацепил застенчивое выражение лица, его обычная уверенность сегодня едва присутствует.

— Тим, — говорю я, когда он встает перед моим столом, не понимая, что он собирается сказать. Больше всего я боюсь, что он выдвинет обвинения против Феникса за то, что тот его ударил.

Он пробегает рукой по выгоревшим волосам.

— Я просто пришел извиниться за то, что произошло вчера. Мне жаль, что я так давил на тебя с этим ужином.

Я изучаю его. Такого я точно не ожидала. А потом я вижу это. Страх в его глазах. В какой-то момент он, должно быть, распознал убийцу в Фениксе. И теперь он боится.

— Все в порядке, Тим.

— И… эм… твой дружок… скажешь ему, что я и перед ним извиняюсь? Я бы сделал это лицом к лицу, но, думаю, мои яички мне слишком дороги.

Его попытка пошутить ощутимо поднимает настроение.

— Да, я ему передам, — улыбаюсь я.

— Я был задницей. Такого больше не повторится. Так ты встречаешься с ним? — неуверенно спрашивает он.

Я закатываю глаза.

— Он мой сосед, Тим.

То, что есть у нас с Фениксом, слишком дорого, чтобы говорить об этом с другими людьми. Хочу сохранить это еще немножко. Тим, кажется, понимает, о чем я, поэтому кивает и уходит из комнаты со словами о том, что мы увидимся за обедом.

Этим вечером Феникс приходит ко мне, и я готовлю нам ужин. После он просит меня поиграть на пианино. Я сажусь на скамью, вспоминая первый раз, когда я для него играла, тогда он расположился под инструментом, сел между моих ног и опустился на меня.

Мои пальцы сжимаются от воспоминаний об этом, и я начинаю играть вторую часть Метаморфозов Филипа Гласса. В ней повторяется та тема. С Фениксом я меняюсь. Он очаровывает меня; все то новое, что я открываю в нем, помогает мне узнать кое-что новое и о себе.

Эта часть светлее, чем первая. Если представить превращение гусеницы в бабочку, то первая часть похожа на гусеницу, а вторая — на бабочку. Феникс лежит на диване, его длинные ноги свисают с края, а руки покоятся под головой. Он наблюдает за моей игрой.

Я сама кажусь себе гусеницей, живущей внутри своего кокона и не показывающей себя никому, кроме Гарриет. Я все еще жила в этом коконе, когда встретила Феникса. Я не была уверена, что хочу освободиться, но он вдохновил меня, научил расправлять крылья и лететь. Я узнала, как он выжил, как ему удалось сохранить разум после всех тех темных вещей, к которым его принуждали. Это придало мне сил. Если Феникс смог выжить после всего, что он перенес, у меня точно должно получиться.

Я, конечно, могу пережить кусок дерьма вроде моего брата.

Я больше ничего не позволю ему забрать у меня.

Где-то в процессе я забываю о своих мыслях, не чувствуя ничего кроме музыки. Все кончается тем, что я играю все пять частей. Гарриет столькому научила меня за все эти годы. Иногда мне казалось, что моя единственная отдушина — сидеть у этого самого пианино в ее доме в Уэльсе и теряться в песнях.

Однажды я нашла старое пианино у задней стены школьного актового зала. Я была очень рада найти это фортепиано, но когда я села за него, чтобы начать играть, оно чувствовалось иначе, чем кабинетное фортепиано Гарриет. Когда я пожаловалась ей на это, она сказала, что инструмент не имеет значения. Что музыка живет внутри меня и что если ей действительно надо найти выход, можно будет использовать старую сломанную палку и поверхность стола, если это все, что есть под рукой.