Феникс. Начало (СИ)

— Да, свобода выбора и самоидентификации. Пойдем гулять, я тебе покажу.

— Ладно, не хочешь в платье одеваться, не будешь, хотя девкой было бы легче. Есть другой вариант. Вон, в лифте в ехали, ты сказал, что это Яна с верхнего этажа. А я бы в жизни не догадался, что это девка.

— Ну это сейчас стиль в одежде — унисекс. Худи, джинсы, кепки — очень модно и удобно, и пацаны и девчонки могут одинаково одеваться.

— Хорошо. И вот что я думаю, если ты будешь уходить из дома через подъезд, в котором живет девочка, так одевающаяся, и сможешь достать такую же, как у нее одежду, что увидят по камерам наблюдения?

— Ну… что из дома ушла девочка.

— Отлично, давай, надо понаблюдать за такими девчонками и попросить родителей купить такую же одежду. И выходить в другом подъезде, в одежде, которой ты ходишь только на акции и с накинутым капюшоном, кто же тебя опознает?

Согласно спискам из школьного журнала, в классе внука училось пять беженцев: три из Алжистана и двое из Каразии. Каразийцев утром я перехватил по дороге в школу.

— Здорово.

— Что хотел? — вдвоем каразийцы вели себя не так нагло, как впятером, постоянно оглядывались, зыркая глазами по сторонам, опасаясь подляны.

— Извиниться хотел — ткнул я пальцем в распухшую губу одного из них.

— Что испугался мы? Мы тебя всё равно ушатаем! Ты у нас будешь… — приободрились парни.

— Нет позора склонить голову перед сильным воином. Каразийцы воины. Алжистанцы — дехкане, которые кроме мотыги ничего не видели, ни они сами, ни их деды. Почему я должен склоняться перед крестьянами? А вот моё извинение — я протянул купюру, выданные мне на обеды на всю неделю. «Грозные» каразийские воины повеселели:

— Хорошо, ты умный парень, потом еще принесешь.

— Ну что, мир?

— Пока не знаем.

— Согласен, жизнь покажет. Извинения приняты?

— Приняты, мы тебя трогать не будем.

На первом уроке алжистанцы делали в мою сторону страшные рожи и угрожающие жесты, один, самый мелкий все время показывал из-под парты небольшой кривой нож. Когда прозвенел звонок, и учитель вышел из класса, я догнал последнего из выходивших в коридор алжистанца и со всей силы толкнул его в спину. Не ожидавший такой пакости со стороны усмиренного класса, парень налетел головой на косяк двери и, тоненько заверещав, опустился на пол, зажимая лицо ладонями. Его земляки, уже вышедшие в коридор, развернулись на крик, и с перекошенными от ярости лицами бросились на меня, улыбающегося им в лицо в узком дверном проеме. Первого я встретил прямым толчком ноги в сплетение, от которого он откинулся на второго бойца, и они оба покатились на пол. Под смех присутствующих ребят, вскочив, и уже ничего не соображая от гнева, парни снова бросились на меня. Стоя в проёме двери и пользуясь тем, что мои руки длиннее чему у бегущего впереди невысокого Махмуда, я схватил его за отвороты пиджака, и мотнул сначала влево, а потом вправо. Сначала Махмуд стукнулся головой о косяк, затем о створку двери, и мгновенно выбыл из боя. Третий алжистанец растерянно остановился, оглядываясь вокруг. Прикормленные каразийцы технично исчезли с горизонта, очевидно пошли в буфет, проедать мою дань. Кроме моих одноклассников, которые вопя от восторга, окружили кольцом место событий, никакой поддержки алжистанец не увидел, поэтому в схватку вступать не торопился. Отбежав метров на десять, и видя, что я его не преследую, он остановился и стал орать угрозы, что он сделает со мной, с моей матерью и всеми моими родственниками. Из дверного проема мне было нельзя выходить, поэтому свою злость я выместил на его приятелях, которые как раз стали приходить в себя и попытались встать. После нескольких моих ударов, до моего оппонента в коридоре стало доходить, что чем больше он мне угрожает, тем больше достается его друзьям. Парень озадаченно замолчал, обдумывая открывшуюся ему истину. Через пару минут в конце коридора появились две женщины и охранник, очевидно, или привлеченные или громкими криками, или видом безобразия через камеру, установленную в коридоре. Ослабших в борьбе бойцов под руки потащили в медпункт, а меня отвели в учительскую, где я недавно уже побывал. Полная женщина с дурацкими мелкими кудряшками на голове («заместитель директора по воспитательной работе, Алла Вячеславовна» — проинформировал меня правнук), зажала меня в углу, брызгая слюной и обдавая тяжелым запахом смеси пота и одеколона.

— Иванов, что ты творишь, за что ты избил ребят?

— Каких ребят? Я никого не бил!

— Что значит «никого не бил», вон они все в крови, сейчас «скорая» приедет.

— Я не бил. Они, наверное, между собой подрались.

— Что ты такое говоришь? Саид говорит, что это ты их избил. Ты понимаешь, что если ты не признаешься сейчас, все будет намного серьезнее.

— Я не знаю, кто там что говорит. Они, наверное, из-за денег подрались, которые они у ребят отбирают. А на меня наговаривают, потому что я им деньги не даю.