Посередине звездолёт опоясывали отполированные лепестки. Они могли распускаться и прижиматься к телу, изменяя поперечное сечение корабля, отчего тот менял свой норов при околосветовых скоростях. Когда корабль летел медленно, пластины могли раскрыться, как бутон или парус, и образовать огромную воронку улавливающих полей, собирающих частички межзвёздного газа в десять тысяч великанских атомных печей, занявших сердцевину корабля, где собранный газ превращался в топливо. На борту Побеждающего Феникса были целые заводы, ядерные утробы для вынашивания антиматерии, и выдача посрамила бы и дюжину фабрик, создававших антивещество около Равносторонней Станции.
Если же межзвёздного газа не хватит, Феникс сможет приоткрыть облицовку, как акульи жабры, и зачерпнуть вещества из фотосферы звёзд.
На корме находились двигатели. В жерло сопла целиком бы поместилась вся эта орбитальная станция.
Движки могли гнать так, что только свет поспел бы за кораблём. Ни сейчас, ни в прошлом — никто больше не создавал таких двигателей.
Другого такого корабля не было.
Но Феникс словно оледенел — дюзы молчали, ни одного огня не светилось около корабля, только свет Солнца отражался от золотых пластин корпуса.
Адамантиевое, трехгранное жало копья отожглось на сетчатке Дафны. Она заслонила лицо руками и попыталась проморгаться от зелёного отпечатка.
— Любимый, ты не договорил… (Кое-что до обалдения важное! О нас!)
Фаэтон, как приклеенный, уставился в пол и хмыкнул:
— Странно. Гляди, там корабль какой-то.
Он указал за стекло, будто надеясь, что Дафна разглядит своими обычными глазами, без увеличительных линз и отслеживающих надстроек нервной системы.
— Я и ты… Ты тогда не закончил. Дорогой?
— Прости, милая. Что такое?
— Да ничего. (Ладно. Хорошо. Пусть будет так. Сбегу с Аткинсом, а ты можешь искать ласки у жены в морозилке [19].) На что ты там таращишься? На другой корабль? Феникс не приревнует?
— Видишь? Там точка.
— (Разумеется не вижу, болван.) Точка и точка. Что в ней такого? (И может ли какая-то точка стоить больше нашего последнего свидания?)
— На опознавательном радиогербе — крылатая пылающая колесница.
— (Ну ладно, мне чуточку интересно.) Это же личная яхта Гелия.
— Он стыкуется с Вулканом, Солнечной батисферой. Смотри. Выстраиваются топливные ячейки, готовятся к встрече. Вот прилетели ещё.
— (Какого дьявола тут забыл Гелий?) Какого чёрта тут забыл Гелий? (Бьюсь об заклад, ты, дорогой, тоже понятия не имеешь…)
— Не знаю.
— (Так и знала.) До Трансцендентальности всего тринадцать дней. Почему он не с Пэрами, не на Земле?
— Не знаю.
(Ты повторяешься. Так что насчёт поцелуя на прощание? И как бы намекнуть, не спугнув?)
Дафна шагнула вперёд.
— Знаешь, любимый, мне казалось, что вот спасу тебя — и всё станет проще. Но всё оказалось хуже, чем я думала!
Он приблизился и почти её обнял, но прервал вернувшийся в комнату Сиглювафнир.
— Объявляю, что Вафнир согласен увидеть изгоя, именованного Фаэтоном, исключительно преследуя цель прояснить некоторые юридические вопросы.
— Боюсь, дорогая, это прощание. Не знаю, дадут ли увидеться с тобою до того, как переправят на мой корабль. То есть… В прошлом мой корабль. Столько хочется сказать…
— Эй! Некогда медлить! Если хотите увидеть Вафнира, идите сейчас! Потом будет поздно!
— Нам нужно решить некоторые вопросы. Дафна, запусти контейнер на экономную орбиту и включи маяк. Если смогу, отправлю шлюпку с Феникса. Надеюсь, Радамант и Вечерняя Звезда что-нибудь придумают. Не представляю что.
Дафна улыбнулась.
— Я найду, чем заняться. Со мной всё будет хорошо. Лети, одолевай чудовищ, а обо мне не волнуйся. Я только что поняла, что имеются, как бы сказать, нерешённые правовые вопросы. Тебе от Гелия кое-что нужно, и я, кажется, придумала, как это получить.
Удивление Фаэтона было видно и сквозь броню. Дафна же презирала Гелия? А теперь побеседовать хочет?
— Он тебя не примет.
— Примет, примет. Не беспокойся. До Трансцендентальности — тринадцать дней. Маскарад пока в силе.
Сиглювафнир предупредил в последний раз. Время для слов уходило.
Фаэтон протянул руку.
(Рукопожатие?!! Да за такое я тебе руку из сустава вырву и ей же насмерть исколочу!)
— Удачи, — сказал он.
Дафна улыбнулась в ответ. (Как же повезло тебе, потрох послеоперационный, что неуязвимый доспех защищает от побоев и контузий! От собственной же кровавящей конечности!) Покладисто вложила изящные пальцы в бронированную ладонь.
— Очень мило с вашей стороны, уважаемый сэр, что вы уделили мне внимание, несмотря на свою занятость. Я бесконечно благодарна за всё время, что вы можете на меня потратить.
Он притянул к себе, обнял. Даже сквозь броню чувствовалось тепло, Дафна растаяла и прижалась настолько близко, насколько позволили скафандры. В ушах горел его шёпот:
— Я вернусь.
И он ушёл.
Дафна смотрела ему в спину влюблённым взглядом, прощая всё.