Феникс поневоле

— Да. Только так я могу объяснить тот факт, что камни, по которым ты проползла, растрескались, освободив Хэргал. Ты спасла ее от вечного заточения, Шазаль.

— Я? Но… Я не понимаю-у!!

— Ты была изранена, драконья кровь проникла под кожу. Ты вдобавок еще и глотнула ее! Ты пропиталась ею насквозь, дитя мое. Я повторяю: ни один человек не вынес бы этого. Не веришь? Плюнь на пол. Плюнь, не бойся.

Комочек красноватой от вина слюны пролетел вниз и шлепнулся на толстый ковер. В следующий миг волокна зашипели, стали чернеть и обугливаться. Потянуло паленым.

Девушка, окаменев, смотрела на дыру — с ее кулак размером — образовавшуюся в роскошном ковре.

— И что… — сипло прошептала Абеша, — я теперь — не человек?

. — А ты никогда человеком и не была, — спокойно ответил Китарлис. — Так что волноваться, в общем–то, не о чем. Все позади, дитя мое. Добро пожаловать домой!

Просыпаться было приятно.

Вокруг стояла тишина, за тонкими стенами не посвистывал ветер, напоминая о приближении холодной зимы, не слышалось ничьих голосов… Тело блаженствовало на чем–то мягком, гладком, таком расслабляющем, что можно было пролежать всю жизнь.

Но сквозь приятную негу постепенно начали просачиваться тревожные сигналы, какие–то воспоминания.

Абеша резко села, широко открыв глаза.

Эта комната! Черный замок, странные люди, упорно называющие себя ее родственниками! Они дали ей непривычное, шелестящее имя Шазаль.

Девушка осмотрелась, внутренне напрягаясь и ожидая любой неприятности.

Шутка ли! Накануне, проводив ее до дверей, Китарлис заявил: «Это твоя комната, моя девочка. Тебя принесли сюда сразу после твоего рождения. Комната помнит тебя и примет, постарается устроить поудобнее, снабдить всем необходимым… К тому же она поймет, что ты много лет провела вне дома, вне семьи».

«Как это — поймет? Она что, живая?»

«На свой лад, — Китарлис пожал плечами, — ты разве никогда раньше, в той твоей деревенской жизни, не замечала, что некоторые предметы, которыми ты часто пользуешься, стараются тебе угодить?»

«Нет».

«Что же, моя девочка, тогда тебя ожидают открытия», — сказал этот человек и ушел, моментально растворившись в голубоватом сумраке, заполнявшем коридор.

После его ухода Абеша совсем растерялась. Мужчина, называвший ее внучкой, очень располагал к себе, он часто улыбался, говорил тихо, ласково. В его присутствии девушка чувствовала себя бодрее. Но Китарлис ушел, и ей пришлось самостоятельно открывать дверь и входить в комнату. Впрочем, ничего особенного не произошло. Боязливо заглянув внутрь, девушка увидела голые стены, сводчатый потолок, единственное окно в глубине помещения и… кровать.

Абеша немного расслабилась, забралась в постель, по привычке поджала ноги, закрыла глаза, чтобы хоть как–то отгородиться от жизни, перевернувшейся с ног на голову…

И вот она проснулась.

Комната была все такой же пустой и унылой. Зато кровать изменилась. Теперь Абеша лежала на… точном подобии той кровати, на которой ей довелось однажды ночевать в доме Асумая Красная Голова. Тогда она была слишком напугана неожиданной вспышкой бешенства Хэргал, чтобы обращать внимание на детали, но ощущение удобства не забылось. Тем более что предыдущие шестнадцать лет приходилось спать на циновке, прикрытой старым, ветхим тряпьем…

Абеше захотелось вскочить, убраться подальше от этой самопроизвольно меняющейся кровати, но… она осталась сидеть. Во–первых, тут было очень удобно. А во–вторых, куда бежать? А если эти люди не захотят отпустить ее просто так? И потом, ей почему–то не хотелось обижать Китарлиса. Он ведь не сказал ни единого грубого слова, выслушал все внимательно и не морщился, как раньше делала Хэргал. Китарлис принял Абешу за свою внучку. Наверное, он скучает по внукам?

Нет, его нельзя обижать!

Возможно, следует ему как–то объяснить, что произошла ошибка, извиниться…

Она просто не может быть ничьей внучкой или племянницей. Абеша уже пять лет — сама по себе, она привыкла жить одна и ни на кого не надеяться… Ну, до встречи с Хэргал, разумеется. Там, в деревушке у подножия Северных Гор, она вполне могла сама о себе позаботиться. И Сапак частенько говорил, что завидует ей. Действительно, одному человеку сухъямы требовалось мало.

После того как Хэргал насильно протащила ее за собой по свету, Абеша, конечно, сумела понять, что лучше. В Северное Захолустье возвращаться не имеет смысла. Там слишком бедная земля. Как сказала как–то Хэргал, «где ничего, кроме горя, не растет».

Она медленно обвела взглядом комнату.

Нет, только не ЭТО место! Здесь у нее ум заходит за разум, здесь все происходит не по–человечески…

Надо как–то постараться выкрутиться.

Возможно, что и страшноватый трюк со слюной, которая прожигает ковер, происходит только в стенах Черного замка? А там, в нормальном мире, все будет иначе? Человек не может ПРОПИТАТЬСЯ кровью драконов. Сапак говорил, что она растворяет все…

И тут — почти у нее над ухом — прозвучал, как обычно, недовольный голос Хэргал:

— Ты проснулась? Может, впустишь меня все–таки?

— А где… — по привычке девушка хотела сказать «вы, госпожа», но поняла, что опять нарвется на выговор.