Феникс (СИ)

Бинго, детка. Я встала со стула, чтобы поприветствовать их, но тут же села обратно. От неожиданности. Думала, что увижу обычного воскресного папочку неприметной наружности, а на деле передо мной оказался молодой мужчина, похожий на секси-пожарного из Австралии. Его рубашка без рукавов открывала мощные плечи и бицепсы, которые были покрыты татуировками. Правая рука — вся в монохромной вязи, а на левой только какая-то надпись причудливым шрифтом. Про таких говорят: притягательный и опасный. Брр. Ну и персонаж.

Взяв себя в руки я со второй попытки все же встала. Были у меня всякие родители. Не раз даже с подвыпившими доводилось столкнуться.

«А наркоманов не было», — пронеслась мысль, но я тут же постаралась отринуть предубеждения. Тату — это ведь не следы от игл. Наоборот — рукавов нет, ничего не прячет. Мой взгляд невольно скользнул по рисункам на коже. Подняв голову, я встретилась с его глазами. Черт, попалась. Но ведь для того и разрисовывают себя, правда? Чтобы приковывать внимание.

— Добрый вечер, — выпалила я, чтобы не затягивать неловкость. — Вы к нам?

Мужчина усмехнулся.

— Я? Нет. Девочку берите.

— Конечно, — кивнула я, опуская глаза. — Привет. Разувайся и беги играть.

— Ура, — взвизгнула она, усаживаясь на скамеечку, чтобы снять кроссовки.

Получалось у нее так себе, а папочка не спешил помочь, потому что ответил на телефонный звонок.

— Ты опять, Дим? Я же сказал, что не буду работать с этими исходниками… Потому что это говно полное. Что ты хочешь продать с такой мордой на обложке? Даже для клиники пластической хирургии — это сомнительная реклама… Да мне плевать, чья она дочь. Страшила же. Погоди.

Наконец заметив, что ребенок изо всех сил пытается освободиться от обуви, он опустился на колени.

— Я же говорил, Кать. Видишь, к чему все ведет?

Он быстро снял с нее кроссовки, сунул под лавку. Девочка игнорировала упрек и поспешила к желанной кухне. Я едва успела снять с нее рюкзачок и забрать из рук кролика.

— Нельзя со своими игрушками, солнышко, — объяснила ей. Получив в ответ кивок, хотела отдать все отцу, но он, как ни в чем ни бывало, уже пошагал по своим делам. Мне пришлось окрикнуть:

— Эй, папа Кати! Подождите.

Но он не слышал, продолжая говорить по телефону. Прикрыв сеткой вход, я поспешила его догнать.

— Вы должны вернуться, — выдала я, схватив его за руку.

Меня обожгло ощущением горячей кожи и крепких мышц под пальцами. Черт, не нужно было его трогать, но и позволить так уйти нельзя.

— Что? — мужчина обернулся, посмотрел на меня, сдвинув брови.

Смотрел он так, что я позабыла, зачем спешила его остановить. Словно сканировал мое лицо, пытаясь найти соответствия с базой данных.

— Нужно записать, — промямлила я, теряясь от его хмурого, внимательного взгляда.

Он закатил глаза, бросил в телефон:

— Перезвоню, Дим, — и уже мне. — Ну что вам?

Я даже сморщилась от его пренебрежительного тона.

— Мне — ничего, — ответила я грубовато, — а вот вам нужно оставить номер телефона.

— Мой?

— Мой мне известен, — огрызнулась я, возвращаясь в игровую за свой столик.

Мужчина фыркнул, назвал цифры. Я быстро записала.

— Имя ребенка, — продолжала я формальности.

— Катя. Платить сейчас?

— Нет. По факту. Первый час сто рублей, последующие дешевле. Лучше приходите заранее. И воздержитесь, пожалуйста, от длительных разговоров по мобильному, чтобы я могла дозвониться. Ваш ключ.

— Что еще за ключ? — совсем нахмурился он.

— Ключ от шкафчика. Можете оставить детские вещи, чтобы не таскать с собой.

— О, круто. Спасибо.

Мужчина принял ключ с брелоком в виде мишки и запер в шкафу с изображением идентичного животного рюкзак и кролика, которых я также ему отдала. У него опять зазвонил телефон. Я сморщила нос, глядя, как он уходит в сторону банкоматов. Неприятный тип.

Я старалась следить за Катей во все глаза, чтобы предотвратить конфликты, предугадать опасные ситуации. Уж очень не хотелось иметь повод набрать ее отца, который вряд ли последует моему совету. Но девочка и не собиралась влипать в стандартные детские катастрофы. Она тихо играла на кухне, потом в домике, попрыгала на батуте, скатилась с горки в шарики пару раз, заинтересовалась мольбертом, и я выдала ей мелки для рисования. Не ребенок, а мечта.

Я поглядывала на нее чаще, чем на остальных, но Катя увлечено водила мелом, пробуя разные цвета, стирая губкой, и снова покрывала доску детскими каракулями, в которых угадывались то солнце, то цветы, то тучки с дождиком.

За это время у меня разобрали почти всех маленьких посетителей. Я глянула на часы. Скоро домой.

— Катарин, на выход, — услышала я мужской голос.

Девочка не реагировала, увлеченная рисованием.

— Катя, — позвал ее папа снова, но малышка продолжала закрашивать странную фигуру синим мелом.

— Дайте ей закончить. Всего пару минут, — вступилась я за юную художницу.

Мужчина махнул рукой.

— Она так часами может залипать, а нам домой надо.

— Потому что у вас работа, да? — зачем-то укорила я. — И две минуты, конечно, вопрос жизни и смерти.

Я не имела права так с ним разговаривать. Никакого. Но слова сами рвались с языка, словно под гипнозом.