Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни

Муж Симонетты женится второй раз. Вторая жена – не такая лучезарная и не такая добрая, наконец, принесет ему детей, которых он отчаялся получить от чахоточной, но прекрасной Симонетты.

Эсмеральда проживет еще долго. Ее сын Микеле станет лучшим ювелиром Флоренции и первым учителем Бенвенуто Челлини. Ее внук Баччо изваяет статую Геркулеса и Какуса (не очень, впрочем, удачную), которую поставят на Пьяцца делла Синьория рядом с «Давидом» Микеланджело.

Сандро Боттичелли похоронят у ног Симонетты через 34 года после ее кончины. От нее не останется ни единой написанной ею строчки, ни слова – только то, что придумали про нее поэты и художники, очарованные ее красотой.

№ 5. Разбитое сердце Екатерины Сиенской

Сестра Плаутилла Нелли и мастерская. «Святая Екатерина Сиенская». 2-я пол. XVI века. Музей трапезной Сан Сальви (Флоренция).

НАСТОЯЩИХ ПОРТРЕТОВ ЕКАТЕРИНЫ СИЕНСКОЙ НЕ СОХРАНИЛОСЬ, ХОТЯ ОНА ЖИЛА В СЕРЕДИНЕ XIV ВЕКА, КОГДА ЭТОТ РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ ЖАНР УЖЕ ПОТИХОНЬКУ НАЧИНАЛ РОЖДАТЬСЯ (В ДОНАТОРСКОМ ПОРТРЕТЕ И В МИНИАТЮРАХ). МНОГОЧИСЛЕННЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ ЕКАТЕРИНЫ НАЧАЛИ ПОЯВЛЯТЬСЯ ПОСЛЕ ЕЕ ОФИЦИАЛЬНОЙ КАНОНИЗАЦИИ В 1461 ГОДУ, ТО ЕСТЬ 81 ГОД СПУСТЯ ПОСЛЕ ЕЕ СМЕРТИ. ГОВОРИТЬ О ПРАВДОПОДОБИИ ЧЕРТ ЕЕ ЛИЦА В ЭТИХ КАРТИНАХ НЕ СТОИТ. ОДНАКО ОНИ ПОДЧИНЯЮТСЯ ЕДИНОМУ КАНОНУ: СВЯТАЯ – МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА В МОНАШЕСКОМ ОБЛАЧЕНИИ, НА ЕЕ РУКАХ СТИГМАТЫ, ПОЛУЧЕННЫЕ ЕЮ ЧУДОТВОРНЫМ ОБРАЗОМ, НА ТЕЛЕ ИНОГДА ИЗОБРАЖАЕТСЯ РАНА, АНАЛОГИЧНАЯ РАНЕ ОТ КОПЬЯ, ОРУДИЯ СТРАСТЕЙ ХРИСТОВЫХ. В РУКЕ ОНА МОЖЕТ ДЕРЖАТЬ ЦВЕТОК ЛИЛИИ.

ХУДОЖНИЦА-МОНАХИНЯ ПЛАУТИЛЛА НЕЛЛИ – ОДНА ИЗ НЕСКОЛЬКИХ ЖЕНЩИН, УПОМЯНУТЫХ В «ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ» ВАЗАРИ. ВО ФЛОРЕНТИЙСКОМ МОНАСТЫРЕ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ СИЕНСКОЙ ОНА ВОЗГЛАВЛЯЛА ХУДОЖЕСТВЕННУЮ МАСТЕРСКУЮ, В КОТОРОЙ РАБОТАЛО ОКОЛО ДЕСЯТИ ЖЕНЩИН, И АКТИВНО ЗАНИМАЛАСЬ ПРОИЗВОДСТВОМ РЕЛИГИОЗНЫХ ОБРАЗОВ, В ЧАСТНОСТИ, СЕЙЧАС НАСЧИТЫВАЕТСЯ БОЛЕЕ ДЕСЯТКА ЕЕ «ПОРТРЕТОВ» СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ.

Сиена, 1366 год

Лауретта, росточку небольшого, с веснушками, слабой улыбкой да волосами в рыжину, была сиенской проституткой. В 1366-м, за восемь лет до того, как в город опять пришла Черная Смерть, ей было за двадцать. Точней не сказать – сама она своих годов не считала, а семьи у нее не осталось. Мать умерла как-то родами, отец скончался чуть позже, а приехавший за наследством отцовский двоюродный дядя завалил румяную Лауретту, тогда еще почти девчонку, на спину, испортил, а потом на улицу выгнал.

Пойти было некуда, и есть хотелось безумно, и плод уже стучал коленками в живот Лауретты, а кругом была ненависть и чужие люди, так что она нашла убежище на задворках Сиены и брала любую черную работу, какую давали. Тот ребенок, первый, умер через три дня после рождения, и сама она тяжело болела. А когда выздоровела, то румянцем во все щеки уже не могла похвалиться, и гордости у нее не осталось, и, когда какой-то молодчик предложил ей дукат, пожала плечами и пошла с ним за угол.

Так и повелось; и с тех пор Лауретта жила в маленькой комнатке еще с одной такой же. Очаг у них дымил, и еды не всегда хватало, но четыре года спустя она родила еще ребеночка – непонятно чьего, да и неважно, потому что теперь у нее снова появилось, для чего не унывать. Они с подругой завели кошку с большими и пушистыми белыми лапами и поставили на свой узенький балкончик горшок с цветами. По пятницам и субботам Лауретта отправлялась работать в дом терпимости – по закону Сиены он был открыт лишь для холостяков, подмастерьев и ремесленников. А священникам, женатым да иудеям городским постановлением вход туда был запрещен. Но разве кто придерживался закона? Так что отцы семейств да попы блудить не боялись. Одних жидов не было видно – там, где других оштрафовали б за посещение борделя, иудея высылали из города пожизненно. И правильно, говорили одни девицы, нечего шарить своим хозяйством там, где блудят честные христиане! А Лауретте было все равно: для нее все, кто давал ей на хлеб и мясо для маленького, были равны перед Богом и заслуживали благодарности. По воскресеньям она ходила в большой прохладный храм Сан-Доменико, сложенный из теплого желтого камня, и молилась Мадонне. Там она впервые и увидела Катарину.

Они, наверно, были ровесницами, но Катарину всю жизнь любили родители, братья и сестры, с которыми на Рождество она, небось, вместе вешала зеленые ветки омелы, пела хором псалмы и золотила грецкие орехи. У семьи Бенинказа был большой дом, подмастерья и служанки, и Катарина всегда, когда б того ни пожелала, спала на чистых простынях и могла есть горячий свежевыпеченный хлеб. И поэтому лицо у нее было счастливым и светлым, кожа белоснежной и на лице ни морщинки.

По крайней мере, Лауретте казалось, что лицо у Катарины такое светлое именно по этим причинам. Подобные мысли посещали ее, когда она приходила в Сан-Доменико и, сидя на дальней скамейке, в уголке потемнее, издали глядела на девушку, которая всегда была в первом ряду у алтаря и молилась усердней всех.