Феномен 1825 года

Если Булатов метался 12 и 13 декабря и страдал от слабости собственных идейных позиций и недостатка уверенности в необходимости выступления для «пользы Отечества», то его единомышленники пытались отстоять собственные, выношенные и чрезвычайно предметные планы действий. За Булатовым, а еще в большей степени за Якубовичем стоял политически мудрый и обстоятельный Батеньков, который не слишком верил в успех вооруженного переворота. По его мнению, следовало не бряцать понапрасну оружием, а вступить в переговоры с царствующей фамилией с тем, чтобы кто-то из декабристов (сам Батеньков, конечно!) оказался поближе к власти. Ему виделся пост этакого регента-наставника при Елизавете Алексеевне или малолетнем Александре Николаевиче. Такой пост дал бы умелому человеку возможность «вырастить» в стране за десять лет «новую», прогрессивную аристократию и совершить бескровный переворот. Однако для этого следовало прежде всего сковать действия «старой гвардии» декабристов: К. Ф. Рылеева, С. П. Трубецкого, И. И. Пущина, Е. П. Оболенского, Н. А. и А. А. Бестужевых. Для такой роли Булатов и Якубович подходили как нельзя лучше.

Пестель в образе Наполеона. Рисунок А. С. Пушкина (1826).

У Якубовича (заместителя диктатора восстания) имелись свои резоны. Изгнанный из гвардии и отправленный на Кавказ за нашумевшую четвертную дуэль (Завадовский и Грибоедов против Шереметева и Якубовича), он считал себя безвинно пострадавшим и меч – тал об исправлении этой несправедливости. Случайное знакомство и сближение с Милорадовичем открывало перед Александром Ивановичем манящие перспективы, в которые восстание «по Трубецкому» никак не вписывалось. Ведь даже в случае победы радикалов он по-прежнему оставался на вторых ролях, загороженный сутуловатой спиной штабиста-диктатора. Оказание важной услуги генерал-губернатору столицы сулило капитану-кавказцу гораздо большие выгоды. Личные интересы легко и естественно переплетались у него в голове с реализацией какой-то части планов тайного общества. Вот почему Якубович быстро нашел общий язык с Батеньковым и настойчиво внушал Булатову мысль о подозрительном поведении вождей восстания.

Руководители восстания вечером 13 декабря пыталось окончательно определить свои позиции в отношении завтрашней переприсяги Николаю Павловичу и перспектив восстания. Интересное получалось определение позиций. Во-первых, до сих пор почему-то считается значимым, что декабристы, выходя на площадь, опаздывали к присяге Сената. Однако, как свидетельствуют их показания на следствии, они и не надеялись застать сенаторов на рабочем месте, уверенные в том, что в случае успеха восстания смогут собрать необходимый кворум с помощью курьеров. Иными словами, местонахождение сенаторов и их поведение во время переприсяги радикалов совершенно не волновали.

Во-вторых, в последние часы перед началом восстания окончательно выяснилось различное отношение Рылеева и Трубецкого к сути предстоявших действий. Для диктатора принципиально важен был захват Зимнего дворца в качестве необходимой первоначальной акции восставших. Если же он срывался, то теряло смысл и все остальное. Для Рылеева ценным являлся сам факт вооруженного протеста, выход войск на Сенатскую площадь как демонстрация гражданского неповиновения власти (вне зависимости от ее результата). Подобное разногласие могло иметь самые непредсказуемые последствия. Настроение же основной массы офицеров – участников событий – прекрасно определил Гордин: «К восстанию готовились молодые страстные люди, любившие жизнь. Они готовы были умереть, но куда больше жаждали победить».[50] Только вот знали ли точно, как это сделать?

В-третьих, ранним утром 14 декабря Якубович отказался вести моряков-гвардейцев на Зимний дворец, мотивируя это тем, что подобная акция не может обойтись без кровопролития, а он не хочет прослыть в глазах потомков «мясником», заставляя солдат стрелять друг в друга. Булатов же не решился, как планировалось, отправиться в казармы лейб-гвардии Гренадерского полка и обещал возглавить солдат по дороге на площадь. Не будем забывать, что основная сложность восстания заключалась как раз в его начальной стадии – выводе солдат из казарм. Именно там нужны были такие любимые рядовыми командиры, как Булатов, или пламенные ораторы, подобные Якубовичу. Их отказ действовать срывал план выступления декабристов в принципе, о стройной военной операции по захвату города при таком раскладе можно было забыть. Кстати, а почему заговорщики были так уверены, что им вообще удастся вывести солдат из казарм и заставить их отказаться от присяги Николаю I? Какие нити связывали рядовых и офицеров в начале XIX в. и насколько крепки были эти нити? Посмотрим…

Как это было? Отступление третье