Феномен 404

«Они там должны бы уже привыкнуть, что нам всё равно. Здесь всем наплевать, что они там скажут! — перебивает эксперт. — Попытка протащить через ООН осуждение… Подвести это под запрет использования биологического оружия… Это смехотворно».

«А как мы сами определяем этот… вид вооружения?»

«Я бы сказал, что это ЧВК нового типа».

«Из одного бойца?»

«Мы не знаем точно, — эксперт улыбается. — В любом случае, мы соблюдаем все нормы международного права. В том числе и гуманитарные. Но для нас в первую очередь важны жизни наших солдат. А феномен снизил наши относительные потери в 19–20 раз. Это очевидный плюс, который поддерживается нашими гражданами».

Ведущий оживляется, поворачиваясь к большой светодиодной панели за своей спиной.

«Как раз по этому поводу мы провели опрос… На экране. 57% опрошенных оценили появление феномена положительно. 37% выразили настороженность, признавшись, что он их пугает. Остальные пока не определились в своём мнении. Что бы вы могли сказать сомневающимся?»

«Я бы рекомендовал доверять только официальным СМИ. Сейчас слишком много слухов, домыслов и намеренно вбрасываемых фейков».

«Онлайн-трансляции Холдинга к ним относятся? Мы можем считать их достоверным источником? Потому что мы обращались к ним за комментарием, и они отрицают свою связь с феноменом или Министерством обороны».

«Думаю, это просто высококачественная документалистика. Пока они дают объективный материал, видео с привязкой к местности без каких либо подтасовок и передёргиваний — их можно воспринимать, как источник».

«И этот источник пугает! У нас есть большое количество озабоченных правозащитников…»

«Озабоченных всегда и везде хватало, — снова перебивает гость. — Всем, кто волнуется, советую прислушаться к последнему обращению Патриарха. Он назвал это технологией, благословлённой Господом. Если этот авторитет не достаточен, то я уж не знаю…»

* * *

Они все боятся меня. И чужие, и свои. В основном, конечно, чужие. Но и свои тоже. С момента, когда увидят, как я воюю. Но до этого они спокойны. Всё устроено несложно. Чаще всего меня вводят в состав подразделения в рамках пополнения или в ходе ротации. Когда лежишь в наспех оборудованной казарме, или ешь вместе со всеми в столовой, или трясёшься в кузове «Урала», не трудно незаметно сойти за молчуна или контуженого. Желающие поболтать легко находят себе собеседников и без меня. Ровные ряды одинаково скрюченных фигур в единообразных зелёных касках. Глядя со стороны, можно решить, что различий нет. Но я из другого теста… Главное — дождаться прибытия на фронт. Скоро. Уже скоро…

За быстро приближающимся гулом следует удар. Тяжёлая машина вздрагивает, заваливается на бок. Кабину разворачивает взрывом. Примерно треть ребят в кузове убивает на месте. Те, кто уцелел, пытаются вытянуть раненых. Меня тоже посекло осколками, кто-то хватает меня. Я машу рукой, отпихиваю — «Сам справлюсь» — выдергиваю железку, застрявшую в ноге. Деление уже запустилось. Клетки начинают латать прореху в теле. Я выбираюсь из накренившегося кузова. Замечаю на обочине зеленоглазого парня, который часов 16 назад уплетал перловку с тушёнкой и просил меня передать соль. Теперь он валяется на земле с выпущенными кишками. Кто-то достал его вместе с ранеными, но тут уже ничего не сделаешь… Я смотрю на него с сожалением. Ризома во мне тоже сожалеет, но по-своему — пропадёт столько бесхозного белка. Но я останавливаю её — «Своих мы не едим» — хотя понимаю, что это совершенно глупая условность. Одна из многих условностей, за которые я держусь в попытке остаться человеком.

Метрах в двадцати ложится снаряд. Сослуживцы отходят под прикрытие деревьев, принимаются окапываться. Первый прилёт был пристрелочным. Сейчас представление продолжится. Я смотрю на запад, откуда уже доносятся хлопки отлётов, и иду туда прямиком через поле. Один. Сзади орут, но не останавливают. Вероятно, решают, что я помешался. Ну, и хорошо — размышляю я. Не будут крутиться под ногами. Часа через полтора я дойду до противника, и с батареей из «трёх топоров» будет всё кончено. К этому времени к нашим, дай бог, подоспеет и эвакуационный транспорт. Какой бог? Я невольно улыбаюсь. Я же здесь один.

* * *

«Мне не нравится концепция бога, пребывающего где-то там. Бога во вне…— разглагольствует Валерий Семёнович. — Как можно влиять на что-то, тем более творить, обходясь без постоянного контакта с предметом творчества. Это роль зрителя, пассивного наблюдателя, в лучшем случае исследователя, но не творца. Нет. Настоящий бог может находиться только внутри».

Я со стоном чуть поворачиваюсь на кушетке. Доктор заботливо кладёт мне руку на плечо. Тихонько похлопывает. Смотрит на часы.

«Знаю. Больно. Ничего, уже скоро станет легче. Постарайтесь уснуть…»