Читаем Феномен ДБ полностью

«Биографии – штуки поучительные. Пишущий биографию всегда под сурдинку поучает: вот, дети, с кого надо делать жизнь <…> или наоборот: дети, если будете так безобразничать, как этот дядя или эта тётя, то и вам будет так же скверно, как этим дяде-тёте. Быков вообще склонен к поучениям, к морализаторству…»

Если допустить, что Быков писал книгу для своих учеников, тогда многое становится понятным. Тогда оправдана и его тяга к педагогике – ведь на уроках, посвящённых Пастернаку, можно цитировать самого себя. Тем более что дети не смогут опровергнуть своего учителя, да что говорить, не каждый студент на лекции по литературе осмелится спорить с самим Быковым. Для этого требуются и знания, и способность критически переосмысливать то, что тебе желают втолковать. Возможно, со временм кто-то и оспорит выводы, сделанные Быковым, однако за годы, прошедшие с момента опубликования этой книги, серьёзных возражений не последовало. Не стану возражать и я, а потому продолжу анализировать мнения знающих людей.

Когда критик пытается оправдать излишнюю субъективность автора, иной раз доходит до смешного. Вот и Никита Елисеев делает «открытие» [56]:

«Биография поэта, написанная поэтом же, волей-неволей становится профессиональным и житейским кредо пишущего поэта».

Вот уж никак не ожидал! Неужели Быков написал не биографию, а собственное «кредо»? Так и хочется воскликнуть: нам бы про Бориса Леонидовича, ну а кредо оставьте при себе! На мой взгляд, автором книги о поэте вовсе не обязан быть поэт – я думаю, всё согласятся с тем, что Пастернака и Быкова даже в своём воображении рядом не поставишь. Так что не стоило даже упоминать в этом контексте о Быкове-поэте.

Читаешь вроде бы статью, которая должна объективно оценить и разъяснить то, что содержится в книге, а в результате возникают новые вопросы, поскольку к авторскому кредо присовокупляется кредо критика с его оригинальным толкованием психологии Бориса Пастернака [56]:

«В Борисе Пастернаке немало мушкетерского. Рисковал, пил, ссорился с властями, мирился с властями, любил красивых женщин. Была в Пастернаке какая-то изумительная суперменская повадка. <…> Пастернак – он ведь вроде Джекки Браун из одноименного фильма».

Супермен и мушкетёр – это бы ещё куда ни шло, хотя такие сравнения вряд ли подойдут для российского поэта и писателя. Однако сравнение с какой-то Джекки Браун – это нечто запредельное! Неужели книга Быкова способна вызывать подобные ассоциации? Слава богу, сам автор избежал этих искушений и не стал использовать столь популярные с точки зрения Никиты Елисеева понятия и имена. На мой не слишком просвещённый взгляд, если уж очень хочется, можно сравнить Пастернака, например, с гусаром, да и то было бы непозволительной вольностью или неоправданной натяжкой.

В последние годы редкая статья обходится без упоминания социума или хотя бы чего-то социального. Вот и Елисеев этого увлечения не избежал [56]:

«Пастернак так умудрился себя сориентировать в социальном пространстве, что в самый разгар травли за ним присылали машину, чтобы везти не на Колыму, а в ЦК – побеседовать…»

Вряд ли Пастернак использовал такое, ныне модное понятие, как социальное пространство. Но я бы и это критику простил, даже его неспособность ясно выразить мысль, не прибегая к неуместной в этом случае фразеологии. Но ставить в заслугу Пастернаку то, что за ним прислали легковой автомобиль, а не машину для перевозки арестованных… У меня нет сомнения, что Пастернак даже в тяжелейшие для него годы держался на людях с достоинством – этому способствовал авторитет известного поэта. Однако пытаться выразить ему почтение столь примитивным образом – вряд ли это допустимо в контексте обсуждения его биографии. Вот не хватало бы ещё в качестве решающего аргумента указать марку автомобиля – не «эмка», не «победа», а непременно «ЗИС-110» или «понтиак» 1937 года выпуска!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии