Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

К началу XIX века ссылка на поселение в Сибирь и исправительные (каторжные) работы, полагавшиеся за более тяжкие преступления, стали выражением разных концепций уголовного наказания. Ссылка, по сути, была демонстрацией самодержавной государственной власти. Самодержец мог перемещать своих подданных по огромным территориям подвластной ему империи по собственному усмотрению, как гласило Соборное уложение 1649 года – «где государь укажет» [Тихомиров и Епифанов 1961: 266][449]. Таким образом, путешествие в ссылку было проявлением самодержавной власти; каждый шаг на восток – знаком уважения к господству государства. С середины XVIII века все ритуалы гражданской казни, предварявшие отправку в сибирское пенитенциарное царство, стали знаками могущества российской родовой государственной власти [LeDonne 1991: 216–217; Анисимов 1999: 498–500; Bryner 1990]. Замена смертной казни каторжными работами была актом императорского милосердия, подчеркивавшим единоличную власть правителя. Ссыльных отправляли на далекие окраины за границами (или даже воображаемыми границами) метрополии [Schrader 2002, 80–83; Bassin 1998]. При этом сибирская ссылка издавна играла также важную экономическую роль. Использование каторжан при добыче сырья на отдаленных приисках, начатое при Петре Великом, в течение XVIII века, при Екатерине Великой, превратилось в полномасштабный государственный проект по колонизации Сибирской земли [Gentes 2008: 5–6; Raeff 1983: 204–250].

Колонизация подразумевала по меньшей мере частичное исправление и даже реабилитацию ссыльных. Когда отбывших срок каторжан освобождали «на поселение», им в некоторой степени возвращалась «роль государственных подданных» [Gentes 2008: 94]. В царствование Александра I и Николая I к уже сформировавшимся колонизационным задачам переброски населения и добычи ресурсов по всей Сибири добавилась забота об общественном порядке[450]. Как показали Э. Шрейдер и Э. Гентес, государство поощряло жен в их желании следовать за мужьями в ссылку, полагая, что их присутствие окажет дисциплинирующее, исправляющее воздействие на мужчин. Создание стабильных и продуктивных семейных ячеек должно было способствовать как личной реабилитации ссыльных, так и выполнению государственной колонизационной программы [Gentes 2003а; Gentes 2003б; Schrader 2007; Beer 2016: ch. 10]. К эпохе Великих реформ официальным оправданием института ссылки стало именно исправление преступников [Schrader 2002: 83].

Ссылка, таким образом, включала разные, хотя и частично пересекающиеся аспекты наказания: государственный, экономический, колонизационный и дисциплинарный. Во всех случаях во главе угла стояла доставка заключенного на место ссылки, по выражению Гентеса, «приводной ремень, связывающий государственное воздаяние за преступление с утилитарной экономической эксплуатацией» [Gentes 2008: 57]. Дж. Пэллот в своих работах о более поздних волнах ссылок в ХХ веке утверждала, что представление о принудительном перемещении должно стать неотъемлемой частью нашего знания о пенитенциарных режимах российского государства. Путешествие на место ссылки было не просто временным преддверием самого наказания, а его важнейшей составляющей [Moran, Piacentini and Pallot 2012: 455–457][451]. Тем не менее в течение всего XIX века высшие правительственные органы и административные органы сибирской ссылки рассматривали его именно как временное преддверие. Безусловно, акт высылки сам по себе был наказанием, знаменовавшим мучительный отрыв осужденного от родной земли, но нигде в архивах не содержится упоминаний о процессе высылки как о преднамеренной пытке.

Невзгоды, переживаемые в пути, несомненно, служили сдерживающим фактором для потенциальных преступников. Некоторые чиновники, надзиратели и конвойные, возможно, полагали, а часто и вели себя так, будто ссыльные, идущие на восток, заслуживают именно такого обращения. Тем не менее с конца XVIII века и власти в Санкт-Петербурге, и администраторы на местах ссылки рассматривали транспортировку арестантов не как отдельную форму наказания, а как средство доставки к месту наказания. Для властей процесс высылки составлял транспортную проблему, которую нужно было решить эффективным и безопасным способом. Целью транспортировки арестантских партий было доставить здоровых и сильных каторжан и поселенцев в определенные места по всей Сибири. Тяжелые испытания в пути были отнюдь не преднамеренными и не просчитанными, а возникали как бы случайно и не были сопряжены с официальным приговором, вынесенным правонарушителям государством.