При сравнении «Перечней болезней» 1931 и 1944 годов становится очевидным, что жесткость эксплуатации ГУЛАГа не ослабевала с течением времени. Тяжелобольные нетрудоспособные заключенные продолжали выполнять тяжелую физическую работу, что еще больше подрывало их здоровье. Тем не менее высшее руководство ГУЛАГа выставило «Перечень болезней» 1944 года как документ, созданный для улучшения физического состояния заключенных. Начальник Санитарного отдела Лойдин настаивал на том, что новый перечень «внес определенную ясность в определение категории заключенных и в значительной степени позволил устранить неопределенность и путаницу, которые существовали в этой области. Этот документ, разрабатываемый Санитарным отделом в течение многих лет, сыграл огромную роль в улучшении и сохранении физического состояния контингентов»[82]
. Аналогичным образом в мае 1947 года начальник ГУЛАГа Наседкин восхвалял Приказ НКВД № 00640, касающийся снижения заболеваемости, смертности и кардинального улучшения физического состояния заключенных. С его точки зрения, это распоряжение внесло радикальные изменения («коренной перелом») в лагерные условия[83].Но не все были с этим согласны. Начальники лагерных санчастей, которым приходилось применять «Перечень болезней» на местах, рассматривали документ 1944 года как жесткий ревизионный шаг. На встрече с Лойдиным в сентябре 1945 года начальник Санитарного управления Новосибирских областных лагерей и колоний, некий Прохоров, подверг «Перечень» резкой критике. Он обратил внимание на инструкции, регламентирующие наиболее распространенные заболевания, в частности пункт 38, который предписывал «категорию три – индивидуальный труд» при «обширных рубцах, переходящих в язвы или в ткани, препятствующие движению или надеванию одежды и обуви»[84]
. По словам Прохорова, большинство этих заключенных относилось не просто к нетрудоспособным, а к «инвалидам, практически прикованным к постели», которые должны были признаваться таковыми и подлежать освобождению как неизлечимые. Кроме того, он процитировал пункт 43, который относил к «категории три – легкий физический труд» тех, чьи болезни предполагали «полную неподвижность или малоподвижность крупных суставов, значительно ограниченное движение конечностей в результате травматического повреждения или хронического заболевания костей, мышц, сухожилий и суставов»[85]. Прохоров настаивал на том, что в большинстве случаев эти заключенные ни на что не способны и не в состоянии что-либо делать, поэтому им нельзя назначать даже легкий физический труд третьей категории. Лойдин отверг эту критику и высказал мнение, что «Перечень болезней», по сути, и так слишком мягок. «Возьмите колхозы, – возразил он Прохорову. – Вы найдете в них пожилых людей с [острыми] грыжами, но они работают!»[86] Однако неустрашимый Прохоров продолжал настаивать на своем. Он сослался на пункт 67, в котором говорилось: «Отсутствие, значительная укороченность или неподвижность двух пальцев или одного большого или указательного пальца на правой руке; отсутствие фаланговых костей на двух и более пальцах правой руки без утраты функций конечностей – категория два»[87]. Прохоров утверждал, что заключенные без большого пальца строго ограничены в возможностях и далеко не всегда могут относиться ко второй категории, предусматривающей средний физический труд[88].Несмотря на критику со стороны подчиненных, начальник Санитарного отдела ГУЛАГа отказался принимать во внимание аргумент, что новый «Перечень болезней» является серьезным пересмотром прежней практики. Солженицын называл это «общим законом об обратной зависимости социального положения и человечности» [Солженицын 2006: 449]. Защитная позиция Лойдина хорошо показывает менталитет сталинского руководства. Он утверждал, что было бы очень просто назначать заключенным с признаками выраженного недостаточного питания «категорию три – легкий физический труд» вместо «категории два – средний физический труд», как диктует перечень, одновременно предупредив «товарищей, подверженных панике», о необходимости рассмотрения последствий подобных изменений: