Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Тем временем в конце войны и в послевоенные годы ГУЛАГ создал растущую сеть отдельных лагерей для инвалидов, территориально и финансово отделенных от общих лагерей. В ноябре 1946 года было издано распоряжение, по которому по всей системе лагеря преобразовывались в специальные лагеря для лиц со стойкой нетрудоспособностью, которые должны были финансироваться за счет специально выделенных средств из бюджета МВД. Эти лагеря были исключены из общего финансирования, на основании которого, предположительно, МВД получало подтверждения выгодности принудительного труда[205]. Эффект оказался обманчивым. В это время центральное руководство лагерями осознало, что на местах коменданты скрывали множество инвалидов в категориях ресурсов с наименьшей трудоспособностью. Отчасти эта практика возникла потому, что в послевоенный период руководители работ потеряли множество трудоспособных рабочих, так как ГУЛАГ «подрядил» десятки тысяч трудоспособных заключенных на работы по послевоенному восстановлению народного хозяйства по линии гражданских министерств экономики. Число слабосильных и неработающих заключенных в лагерях увеличилось[206]. Опять-таки, эти последствия отражали условия, в которых жили граждане Советского Союза: инвалиды выполняли работу, которая в обычных обстоятельствах должна была выполняться физически здоровыми людьми. В 1952 году в Тайшетской системе лагерей медицинская комиссия признала инвалидом Ивана Михайловича Евсеева, который был переведен в особый лагерь, где «нас, инвалидов, по 4 человека впрягали в сани и гоняли в лес за дровами. В день делали два конца – это около 7–8 километров»[207]. Другое массовое явление, вероятно, было вызвано расширением сети гулаговских медпунктов, лазаретов и больниц после 1945 года: в послевоенные годы явно резко возросло членовредительство, порождая еще один источник увеличения числа нетрудоспособных заключенных[208].

Биополитика нетрудоспособности в ГУЛАГе

Накануне смерти Сталина инфраструктура, предназначенная для содержания слабосильных и нетрудоспособных, разрослась до размеров, которые ставили под сомнение даже утверждения МВД относительно рентабельности труда заключенных. В ряде лагерных комплексов имелось множество госпитализированных, ослабленных заключенных и лагерных подразделений для инвалидов, иногда составлявших до трети всего контингента комплекса[209]. 1 января 1953 года по всей системе 11,3 % заключенных являлись официально признанными инвалидами[210]. Несмотря на амнистии и реформу трудовых лагерей в 1950-е годы, нетрудоспособные оставались крупной подгруппой в контингенте заключенных, и медицинские работники исправительных учреждений продолжали обсуждать, как улучшить их лечение[211].

В ГУЛАГе биовласть обычно подчинялась суверенной и дисциплинарной властям по концепции Фуко, представленным в центре комиссарами НКВД и руководством ГУЛАГа, а на местах, в лагерях – комендантами с их администрацией и службой государственной безопасности. Приказы, определявшие изменение режимов для нетрудоспособных заключенных, издавались московским аппаратом Санотдела не самостоятельно, но с санкций начальника ГУЛАГа и его заместителей. До сведения Санотдела была доведена проблема постоянного ухудшения состояния здоровья заключенных, созданная суверенной и дисциплинарной властями. Дилемма была практически неразрешимой, учитывая ограниченность полномочий Санотдела и скудость ресурсов, которыми он располагал. Можно утверждать, что московские начальники Санотдела предлагали решения и составляли эти приказы для их последующего одобрения начальством, которое руководило ГУЛАГом. Руководители Санотдела, которые с самого начала его существования в 1930 году лично инспектировали лагеря и получали огромное количество донесений из них, а в последующие годы председательствовали на региональных конференциях (рис. 3.2) подчиненных им работников медицинской службы ГУЛАГа, прекрасно осознавали препятствия для их деятельности, создаваемые особым положением пациентов-заключенных[212].

Рис. 3.2. Медицинская конференция. Абезь, Печорлаг, 1947 год. Вольнонаемные Санотдела и заключенные врачи (Печорский историко-краеведческий музей. Ф. 31. Оп. 39. Д. 8).