Феномен языка в философии и лингвистике. Учебное пособие

• Некоторые слова осуществляют переход в иную часть речи только в определенной грамматической форме, например, существительные столб, стрела, шаг, ночь переходят в наречия (адвербиализуются) только в форме творительного падежа, ср. стоять столбом, лететь стрелой, идти шагом, говорить шепотом. Следует заметить, что данные существительные используются уже не в свободных, а в идиоматизированных словосочетаниях. Некоторые из них метафоризированы и несут в себе идею сравнения (стоять неподвижно как столб; лететь быстро как стрела). Другие перенимают на себя весь смысл, превращая глагол, который они сопровождают, в знак обобщенного действия (идею действия), способ осуществления которого представлен в адвербиализированном существительном, ср. идти шагом = шагать; говорить шепотом = шептать.

[Далее представим более дробно некоторые частные синтаксические положения автора, требующие определения или уточнения]

2. Различные формы слова характеризуются сходством в материальной части звучания и различиями в их формальной части.

Например: стекл– и – о, – а, -янный, – ышко в словоформах стекло, стекла, стеклянный, стеклышко.

3. Слова принадлежат одной и той же грамматической категории, например, часть речи – существительному, если они имеют одинаковые грамматические формы и единое «предметное» значение, т. е. значение грамматической предметности.

Например: Что это? – помело, перо, серебро, полотно, сукно, долото, кольцо (ср. род; ед. ч.). Но: стекло (от глагола стекать); смешно, хорошо, умно, где слова, обладая сходной формой, имеют иные частеречные значения.

4. Грамматическое предметное значение (существительность) следует отличать от семасиологического предметного значения.

Материальная часть слова стекл– называет вещь, которую можно пощупать. "Конечно, не всегда это будет настоящая вещь, которую можно было бы схватить руками. В словах, например, зло, добро вещественные части зл– и добр– обозначают не вещи, а качества. Но все-таки и тут они обозначают главное в нашей мысли, обозначают то, о чем мы думаем, и притом нечто все-таки связанное с вещами: всякому сразу ясно, от каких вещей взяты эти зл– и добр-". Они «обозначают предметы, несмотря на то, что корень у них непредметный». В данной аргументации автора, конечно, имеются определенные противоречия, связанные с нечетким разделением двух типов «вещественных значений», что часто случается при использовании омонимических метаязыковых терминов. Если это то, о чем мы думаем, то это предмет мысли. Связь с вещами – это связь с предметами, которые они могут характеризовать (существительные зло, добро ассоциируют слова, от которых они образовались – злой, добрый, а значит и «вещественные» слова, с которыми они сочетаются, ср. человек, мужчина). Вряд ли можно согласиться с тем, что зло и добро называются вещественными именами в семасиологическом отношении по опосредованной ассоциации с предметными именами. Однако в других местах Синтаксиса автор дифференцирует грамматические вещественные значения и семасиологические вещественные значения менее противоречиво, ср.: "Анализируя образ, возникающий в нас при слове чернота, мы находим в нем черту двойственности: с одной стороны, логическая его природа не может не мыслиться нами, мы не можем не знать, даже и в процессе речи, что черноты отдельно не существует; с другой стороны, мы все-таки мыслим ее отдельно.