Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?

– Вот кто убил его, – все так же тихо, словно он не смеет повысить голоса в этой страшной камере, говорит Пашкевич. – Этого большого, честного, несгибаемого человека…

Неподалеку с воем рвется мина. Бой продолжается. Надо спешить.

У дверей с автоматом наготове стоит Ларионов. Он ничего не говорит нам, но я знаю: Ларионов скорее погибнет, но никому не отдаст Василия…

Бой то затихает, то вспыхивает с новой силой. Трещат автоматы. Около офицерской казармы бьет станковый пулемет.

Стараюсь сосредоточиться, по звукам выстрелов определить ход боя, но перед глазами по-прежнему стоит мрачная темная камера, замученный Буровихин и надпись на стене: «…Концы в Севске, Шперлинг аме…» Что это значит?

Связной от Кузьмина докладывает: наши прорвались к дому, где жил Воскобойников… Минут через десять – новый связной. От него узнаем, что лидера «партии всея Руси» срезала пулеметная очередь Леши Дурнева.

Часть дела сделана…

– Ваня Федоров в офицерской казарме! – взволнованно сообщает Петраков. – Он бьется один…

Как выяснилось потом, у казармы дело обстояло так.

Оставив своих бойцов в прикрытии, Ваня спокойно пошел к дому. В предутреннем морозном тумане смутно вырисовывалось большое каменное здание сельскохозяйственного техникума, превращенное в казарму.

Ваня почти вплотную подошел к часовому у входа и в упор выстрелил из пистолета.

Федоров в вестибюле. Перед ним широкая лестница на второй этаж, где расположены офицерские спальни.

Очевидно, наверху услышали выстрел у крыльца. Тут как раз вспыхнул бой у тюрьмы, у дома Воскобойникова, и проснувшиеся офицеры всполошились.

– Тревога! Партизаны! – раздались голоса на втором этаже, и офицеры гурьбой бросились вниз по лестнице.

Вот тут-то Ваня и ударил по ним длинной очередью из ручного пулемета. Падали убитые и раненые на ступеньки лестницы, сверху бежали все новые и новые группы офицеров, а Ваня, спрятавшись за колонной, продолжал бить.

Наконец офицеры опомнились. Они открыли огонь из окон как раз в тот момент, когда группа Федорова подбегала к крыльцу на помощь своему командиру. Сплошной огневой завесой отрезали офицеры подход к зданию – и группе пришлось отойти…

Когда мы подошли к дому, обстановка была сложна: на втором этаже – офицеры, в вестибюле – Федоров, вокруг здания – мы. Ворваться в здание невозможно: из окон бьют пулеметы, у самого крыльца рвутся гранаты.

Долго ли продержится Ваня в вестибюле? Хватит ли у него патронов? И что можно сделать с этим старым добротным каменным домом[52], когда в нашем распоряжении только пуля?

Вызываю на помощь группу Иванченко: мы откроем ураганный огонь по окнам и под прикрытием его попытаемся ворваться в здание…

Со стороны Брасово вспыхивает перестрелка. Очевидно, подошло обещанное Локтю подкрепление. Там должен быть Бородавко. От него до сих пор никаких вестей. Посылаю к нему Богатыря и Пашкевича.

– Нашел, наконец, Лаврентьича, – подбегает ко мне Богатырь. – Говорит – трижды посылал связных, но они не находили тебя. Просит помощи. Направил к нему Тулупова с его хлопцами…

Все напряженнее становится огонь из окон казармы – очевидно, офицеры готовятся к атаке.

– Александр, Пашкевича ранили, – тихо говорит Богатырь.

Тревожно сжимается сердце.

– Тяжело?

– В живот. Навылет… Его вывели из боя, с ним доктор из отряда Боровика…

Офицерские пулеметы неистовствуют. Надо во что бы то ни стало выручать Федорова. Если он еще жив… И кончать бой – он слишком затягивается….

За станковый пулемет ложится Иванченко. Длинные пулеметные очереди хлещут по окнам. Сейчас мы пойдем в решающую атаку.

– Иду к вам! – неожиданно раздается голос.

Из раскрытых дверей казармы выскакивает Ваня Федоров, мчится зигзагами по снегу и падает в сугроб рядом со мной.

– Цел, Ванюша?

– Все в порядке, товарищ командир, – весело отвечает Федоров. – Теперь бы нам всем туда, – и он показывает глазами на здание.

– Иванченко, огонь!

Снова заливается станковый пулемет. Рывок – и группа Федорова врывается в казарму. Однако еще добрых полчаса бьются наши в коридорах и в классах превращенного в казарму техникума, пока окончательно ликвидируют этот главный узел сопротивления[53].

Теперь все. Руководство «партии» уничтожено. Офицерское ядро разбито. Лишь в отдельных каменных зданиях засели вражеские снайперы…[54]

Мимо меня медленно проезжают сани. На них, закрытый тулупом, лежит Пашкевич. Рядом с санями шагает доктор Сталинского отряда.

Лицо Николая бледное, без единой кровинки. Глаза закрыты.

– Без сознания, – тихо говорит доктор. – Большая потеря крови. Положение крайне серьезное. Приеду на место – немедленно же сделаю операцию. Но, боюсь, перитонит неизбежен. А тогда… Простите, товарищ командир, – надо спешить…

– Разрешите вот этих кукушек дострелять, – обращается ко мне Иванченко, кивая в сторону дома, откуда нет-нет да и раздается выстрел. Рядом с Иванченко стоят Кочетков и Ваня Федоров и умоляюще смотрят на меня.

Конечно, заманчиво подмести весь Локоть до последней соринки. Очень заманчиво. Но уже один за другим подходят связные:

– Патроны на исходе.

– Сталинский отряд завязал бой с подкреплением из Камаричей[55].