Находясь в глубоком тылу врага, он не сомневался, что противника можно и нужно перехитрить и, используя любой повод, вносить страх, нервозность и смятение в его ряды.
Помощники Кугучева смело и умно внедрялись в немецкую полицию, формирования РОНА, в бургомистраты и старостаты оккупационных властей. Они были в курсе междоусобиц и конкурентной вражды среди всей этой своры. Так возник вопрос о скрытой ненависти заместителя «комбрига», председателя военно-полевого суда С. В. Мосина к командиру комаричского полицейского полка В. И. Мозалеву. О последнем было известно, что он — бывший сержант, бежавший с поля боя и предавший комиссара и нескольких коммунистов своей части, захваченных в плен. Угодливость и жестокость, трусливость и наглость — таков был характер этого предателя. На улицах Комаричей он неизменно появлялся в сопровождении свиты телохранителей и свирепой овчарки. О прошлом Мосина сведения были скудными. Знали только, что он доставлен в Локоть в немецком обозе. До войны работал с Каминским в Орловском спиртотресте, был его преданным оруженосцем. Он недолюбливал Мозалева, считая его выскочкой (из сержантов — в командиры полицейского полка), не способным справиться с партизанами.
В Локте нашлись «благожелатели», которые при удобном случае нашептывали господину Мосину, что Мозалев считает его ничтожеством. Однажды, когда полк Мозалева в схватке с партизанами в селе Шарове потерял на поле боя пушки и минометы, Мосин добился от Каминского вынесения приказа о служебном несоответствии командира полка, который в декабре 1942 года был и вовсе смещен.
Немало хлопот доставлял подполью немецкий фельдшер Отто (фамилия его не установлена), часто навещавший окружную больницу как представитель санитарной службы германского командования. У Незымаева создалось впечатление, что он пытается все вынюхивать и выслеживать. Спасало то, что этот медик питал неуемную страсть к шнапсу.
При встреч с доктором Бруннером Павел Гаврилович как бы невзначай сказал:
— Герр Бруннер, мне жалко вашего молодого медика. У него в фатерланде жена, дети, родители. Он напивается до бесчувствия, теряет достоинство арийского офицера, к тому же выбалтывает содержание секретных приказов, якшается с девицами легкого поведения и, чего доброго, занесет заразу в общежитие господ офицеров. Я позволю себе, герр Бруннер, говорить с вами откровенно, как врач с врачом. В данном случае я выполняю свой долг перед санитарной службой германского командования.
После некоторого колебания и переговоров с гестапо Бруннер отправил Отто в распоряжение одной из штрафных частей на фронт.
Так скорпионы пожирали скорпионов.
Из показаний Анны Григорьевны Никишиной, колхозницы деревни Слободка: