Она больше не нуждается в идеологии[257]
. Пропагандист уже не является, просто не может быть тем человеком, который «верует». Точнее будет сказать, что он сам не может верить в ту идею, которую пропагандирует. Он просто является техническим сотрудником, работающим по найму на партию, на государство или на какую-либо организацию, в чьи функции входит обеспечивать эффективность работы этой структуры. У него не больше обязательств разделять идеологию работодателя, чем у префекта какого-либо департамента во Франции придерживаться политической доктрины правительства, находящегося в данный момент у власти. Если у пропагандиста имеются иные политические убеждения, он должен их держать при себе, а использовать только ту идеологию, которую несет в массы. Более того, он и не должен быть сторонником этой идеологии, потому что использует ее как инструмент, он ею манипулирует, не испытывая к ней никакого уважения (он бы, несомненно, испытывал к ней уважение, если бы сам был ее адептом). Он скорее придет к тому, что начнет презирать эти народные верования-толкования; выполняя свои обязанности, пропагандист должен быстро менять тему пропагандистского увещевания, чтобы убедить народ, настолько быстро, что он просто не успевает постичь то или иное доктринальное утверждение или вникнуть в политическую мысль. Все больше пропагандист становится техническим исполнителем, применяющим в своей работе материальные стимулы и психологические приемы; идеология присутствует в этом наборе средств как шарнирный механизм, не подлежащий замене. Неоднократно было отмечено, что пропагандист действительно со временем становится циником, презирающим людей и идеологические доктрины (Ласуэлл и Альбиг). Теперь попробуем связать это с тем, о чем мы говорили раньше: о том, что структура, которая заказывает пропагандистскую кампанию и нанимает пропагандиста, не пытается распространить доктрину, внедрить идеологию или обратить неверных. Все, что ей нужно – привлечь людей на свою сторону, мобилизовать их, сделать активными сторонниками и научить правильно себя вести в духе ортопраксии.Возможно, некоторые нам возразят, дескать, такие крупные, построенные на пропаганде движения, как нацизм, как коммунизм, например, имели доктрину и создали идеологию. У нас есть ответ: идеология не была их главным достижением (при условии, что мы говорим о коммунизме в стране Советов): идеологию и доктрину они использовали как бутафорию, им нужен был материал для пропаганды, чтобы мобилизовать людей, а настоящей целью было могущество партии или государства в опоре на массы. Отсюда следует, что теперь, рассуждая о политической идеологии, нет необходимости доказывать ее правоту. Тем более, что пропагандист – не тот человек, чтобы излагать истину. Нет также необходимости спорить и выяснять, какая идеология правильнее объясняет историю человечества – марксистская или какая-нибудь другая, или есть ли разумное зерно в расистской идеологии. С точки зрения пропаганды – это абсолютно неважно.
Единственно, о чем стоит задуматься, так это об эффективности. Нет смысла спрашивать себя о том, есть ли истина в какой-нибудь экономической или духовной доктрине, так как важно другое: может ли она предоставить звучные лозунги, чтобы мобилизовать