Феномен пропаганды

Тем не менее, это легко объяснимо, если забыть о священных принципах демократии и спуститься до уровня необходимости, продиктованной текущей ситуацией. Даже если мы до сих пор говорили о том, как внутри демократического государства действует одна, или несколько, или много разных пропаганд, что совершенно естественно и даже необходимо, и нисколько не противоречит существующему демократическому строю, то совершенно непонятно, зачем пропаганда во внешних отношениях. Здесь ситуация в корне иная. Логика подсказывает, что демократическое государство должно выставлять себя напоказ в качестве глашатая общественного мнения от имени всей нации, объединенной демократической идеей, и делать вид, что народ сплочен в едином порыве демонстрируя верность идее, а это довольно затруднительно, так как не соответствует достоверному образу демократического государства. Кроме того, есть свидетельства, что имеет место постоянное идейное противостояние, если не сказать война. С тех пор, как некоторые государства провозгласили себя демократическими, войны возникают то тут, то там, и тому есть множество примеров, но объяснить этот факт очень трудно. А еще сложнее доказать, что эти режимы предпринимают усилия, чтобы установить прочный мир, и вовсе не готовятся к войне. Я слышу возражения, дескать, экономические и социальные условия диктуют демократиям эту необходимость, провоцируют их на постоянные и разного рода конфликты, что сами по себе они вполне миролюбивы и органически благопристойны, их к этому volens nolens вынуждают злые силы, они и так с трудом приспосабливаются к условиям холодной войны, идущей пока еще на уровне психологического противостояния.

Есть еще один фактор, неумолимую подталкивающий демократию к использованию пропаганды, а именно: инертность некоторых установок демократической теории.

Неуклонная вера во всепобеждающую силу истины связана с верой в силу прогресса и составляет часть этой идеологии. Демократии живут в твердой уверенности, что даже если на какое-то время истину можно прикрыть, завуалировать, спрятать, в конечном итоге она все равно восторжествует, ибо истина несет в себе взрывную силу и способна распространяться вокруг сама по себе, что даже если ей, как и хорошему вину, нужно время, чтобы созреть, то все равно все закончится тем, что ложь будет повержена и правда восторжествует. Следует подчеркнуть, что речь идет об истине в идеологическом смысле, а это всегда чревато тем, что именно она определяет ход истории, потому она умеет навязать себя истории. В этом представлении есть зачатки здравого смысла, но оно представляло собой (и так будет всегда) полную противоположность очень распространенной сегодня точки зрения, порожденной, кстати, марксистской идеологией, о том, что история и есть правда. Доказательство на основании исторического факта сегодня признается как главное доказательство. Тот, кому удалось оправдаться перед историей, тот и прав. Но что такое «оправдаться», когда мы говорим об истории? Значит ли это победить, выжить, одержать верх, доказать свою силу? Если перенести ситуацию в сегодняшний день: тот, кто оказывается эффективнее других, значит, тот и является носителем истины. Истина сама по себе не обладает содержанием, она приобретает его по мере того, как история ее наполняет действием. Истина обретает реальные очертания, когда история очерчивает ее контур. Мы легко можем видеть отношения между этими двумя позициями, а также насколько просто перейти от одной – к другой (каким бы опасным ни был такой переход), так как, если верно утверждение о том, что истина обладает имманентно присущей ей силой побеждать, не случайно ведь говорят, что истина восторжествует несмотря ни на что, а значит, верно и обратное: то, что торжествует и празднует победу, то и есть истина. Но, – и это надо иметь в виду, так как именно здесь кроется роковое заблуждение, последствия этих двух позиций совершенно противоположны!