– Пора бы уже накрывать, – снова донёсся из комнаты нескромный голос племянника.
– Подожди, я занят.
Когда, наконец, голова Феликса была приведена в порядок, и мы появились в гостиной, то увидели, что племянник вполне освоился с новой обстановкой. Он полулежал в кресле в халате Феликса, ноги его, закинутые одна на другую, покоились на стуле.
– Ого! – воскликнул я, красноречиво взглянув на Феликса. Тот пожал плечами – мол, ничего не поделаешь.
– Есть хочется. С утра голоден, – увидев нас, пожаловался племянник.
Пришлось идти на кухню и готовить ужин.
– Неплохо бы обмыть встречу, – по-родственному бесцеремонно намекнул мне из комнаты Вадик.
– Вот и сбегай в магазин, ноги молодые, – прокричал я из кухни.
– Неужели у тебя не найдётся горючего? Ты же холостяк. У тебя в каждом углу по бутылке должно стоять, – разглагольствовал племянник. – Запасец-то, наверно, есть. Потряси.
«Успел без нас проверить бар», – решил я с недовольством, но, будучи более порядочным, чем приехавший родственник, был вынужден извлечь бутылку вина из собственных запасов.
Втроём мы расположились за столиком в гостиной. Вадик, не стесняясь, первым отложил себе из общей тарелки половину макарон с мясом, затем также уполовинил тарелку с салатом.
Вышли по рюмке за приезд. Вадик чувствовал себя непринуждённо, как и полагается у дорогого и любимого дяди. Протянув руку к вину, он, как радушный хозяин, предложил:
– Ну что, старики, по второй?
– Нет, нет, – отказался Феликс, – с меня хватит.
– С меня тоже.
– Слабаки, – насмешливо воскликнул Вадик и налил себе. – Ну, бывайте здоровы. – И, чокнувшись с бутылкой, залпом выпил.
– Ты кем работаешь, племянничек? – поинтересовался я.
– Работаю на Севере… – он сделал паузу для разительного контраста, затем добавил, – парикмахером.
Однако мы не удивились, как он ожидал.
– Хорошо, – заметил Феликс. – У артистов парикмахер – главный человек.
– А вы, кстати, кто? – задал вопрос рикошетом Вадик.
– Режиссёр.
– Ух ты! – племянник округлил от изумления глаза. – Так я попал в знатную компанию. Что же вы меня так скромно угощаете – каким-то слабеньким винцом? Давайте что-нибудь покрепче, достойное людей высокого искусства.
Я скривился, но пришлось достать из бара бутылку пшеничной. За следующей он пошёл сам.
– С тебя хватит, – попробовал я остановить его и преградил дорогу.
– Как это – хватит! Да ты знаешь, сколько я могу выпить, не закусывая? – он оттолкнул меня и неровной походкой направился к бару.
– Пойдём, Феликс, спать, – предложил я.
– Вы что, меня игнорируете? – завопил тонким голосом Вадик.
– Мы хотим спать, – спокойно ответил Феликс.
– Нет уж, сидите. Я не могу пить один, что я, псих? Первый раз увиделись и уже уходят, – заплетающимся языком проговорил Вадик. – Сидите для компании или для мебели, мне всё равно. – Он ударил Феликса по плечу.
– Но, но! – угрожающе повысил я голос.
– Сидите, сидите, – повторил он уже более спокойно и миролюбиво.
– Тебе хватит, – я вскочил и ухватился за бутылку. Но он крепко сжал её в руках, я боялся, что племянник напьётся и устроит драку. Встреча дорогого родственника приобретала скандальный оттенок. Необходимо было устранить возможные осложнения.
– Ты чего? Чего? – заплетающимся языком завопил Вадик. – Для родственника жалеешь? Я не знал, что ты такой жмот.
Он не выпускал бутылку. Между нами завязалась борьба. Я повалил Вадика в кресло.
– Не дам! – вопил дорогой родственник. Кажется, он перестал понимать, что делает, и тем более в связи с этим к нему необходимо было применить решительные меры.
В следующий момент он навалился грудью на стол, прикрыв бутылку своим телом. На пол полетели рюмки, вилки. Перед подобным животным пристрастием к спиртному я почувствовал такое отвращение и ярость, что поддал племяннику коленом под зад, благо поза была удобная, и, рванув за плечи, вырвал бутылку и понёс её назад в бар.
Племянник, покачиваясь и пожирая меня разъярённым взглядом, схватил со стола пустую бутылку и бросился ко мне. Феликс, до этого наблюдавший молча за чисто семейной сценой, рванулся из кресла, и не успел я опомниться, как раздался глухой удар.
Лицо Феликса залила кровь. Он схватился рукой за голову и, прислонившись к стене, стал медленно оседать на пол.
– Феликс! – я бросился к нему.
Всё внутри меня помертвело, руки дрожали. Я сам был готов упасть в обморок. Опустившись на колени, я обхватил его за плечи.
– Феликс, дорогой! Ты что? Тебе больно?
Выхватив платок из кармана, я стал стирать с его липа кровь, твердя как одуревший: – Ты жив? Феликс! Феликс!
Я твердил это до тех пор, пока веки его не дрогнули и не приоткрылись.
– Жив! – возликовал я. – Ты подожди, сейчас «скорую» вызову.
Я рванулся к телефону и увидел испуганное лицо племянника.
Пошатываясь, он стоял, держа бутылку за горлышко, и видимо, осознавал происшедшее. Я вырвал опасный предмет из его рук и повелительно усадил в кресло.
– Сиди.
Он повиновался.
Бросившись затем к телефону, вызвал сначала «скорую», потом милицию.