Феномен Руси, или Народ, которого не было

В-третьих, существование аланской руси может объяснить наличие иранских имен в списках под договорами русских князей с греками. К ним безусловно относятся Сфандр, Прастен (вариант— Фуростен, Фрастен), Фрутан, Алвад, Мутур (от «мохтар» — высший, главный), Стир, Истр, Гунастр, Алдан, Туробид[367]. Впрочем, если уж речь вновь зашла о «русских» именах, то вновь же следует подчеркнуть интернациональный характер русской общности. Так, имена Егри, Уто, Кол, Гуды — принадлежат к именам венедо-иллирийской группы. Имена Роальд, Шихберн, Куци, Моны имеют кельтскую основу[368]. Финно-угорскими, возможно, являются Каницар, Искусеви, Апубексарь[369].

Более того, есть некоторые основания считать финно-угорским и имя князя Игоря, которое зачастую производится от скандинавского Ингвар. Между тем, последнее было заимствовано скандинавами во время Великого переселения народов. Корень «инг» в уральских языках обозначает «господин», «старший». Как указывает Е. С. Галкина: «Западноевропейские источники называют Игоря Ингером и никогда — Ингваром, хотя это имя им было хорошо знакомо. В Древнюю Русь имя Ингвар попало, судя по летописям, в конце XII в. и никогда не смешивалось с Игорем[370]»[371]. К примеру, в ПВЛ по Пискаревскому летописцу сообщается: «Рюрику же княжащу в Новегороде и роди сын, и нарече имя ему Игорь». Между тем, в статье от 1217 (6725) года Пискаревский летописец сообщает: «Того же лета приходи Глеб с половцы и з братом Констянтином к Рязани. Ингвар же зь братьею срете и би их».

Таким образом, опять же по мнению Е. С. Галкиной, доминирующими в киевской элите первой половины X в. были три этнических компонента: салтовско-причерноморский, прибалтийский (очевидно это руги) и дунайско-балканский, а слова «род русский» носили не этническую, а социальную окраску.

В-четвертых, существование аланской руси может объяснить наличие иранских божеств в киевском языческом пантеоне. Так, ПВЛ сообщает о начале княжения князя Владимира[372]: «6488 (980). И нача княжити Володимер въ Киеве един, и постави кумиры (выделено мной. — K.П.) на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь». Известие ПВЛ о присутствии Хорса в славянском языческом пантеоне не является единственным. В «Хождении Богородицы по мукам» (список XII в.) сказано: «И рече архистратиг: «Сии суть, иже не вероваша во Отца и Сына и Святого Духа, но забыша бога и вероваша юже ны бе тварь Бог на работу сотворил, того они все боги прозваша: солнце и месяць, землю и воду, и звери и гади, то святей человекы, камени ту устроя, Трояна, Хърса, Велеса, Перуна, но быша обратиша бесом злым и вероваша, и доселе мраком злым содержими суть, того ради зде тако мучатся…»[373]. Кроме того, аналогичные упоминания присутствуют и в других русских средневековых апокрифических произведениях «и вроують в Пероуна и въ Хърса…»; «Тмь же богом требоу кладоуть… Пероуноу, Хърсу…»; «мняще богы многы, Перуна и Хорса…»[374] и т. д.

Хоре и Симаргл считаются иранскими, неславянскими божествами, и устроение князем Владимиром их идолов в Киеве выглядит достаточно странно, если не предположить проживание в Киеве достаточно значительного аланского компонента. Впрочем, здесь нельзя отрицать наличия общих верований, восходящих ко временам индоевропейского единства. Б. А. Рыбаков полагает, что при всей близости русского Симаргла-Съмаргла к иранскому Сэнмурву следует признать, что здесь перед нами не столько заимствование, сколько одинаковость образа. «В пользу этого говорит и то, что ни один из многочисленных иранских вариантов имени Сэнмурва не совпадает с русской формой»[375].

В-пятых, существование аланской руси может объяснить и присвоение русскими князьями титула каган. Кстати, митрополит Иоанн, в «Слове о Законе и Благодати» (сер. XI в.), называл каганом упомянутого выше князя Владимира Святославовича, при котором, как это официально утверждается, крестилась Русская земля.

Сейчас мы немного отступим от аланской темы и вспомним о тавроскифах, руководимых князем Святославом (942–972 гг.), которых Лев Диакон, впрочем, как и другие византийские авторы, называл «росами» (Рост). То, что упомянутые тавроскифы не принадлежали ни к иранской, ни к скандинавской этнической общностям, не вызывает каких-либо сомнений. Здесь вполне достаточно обратиться к их погребальным обычаям, которые Лев Диакон описывает так: «И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра» (История, IX, 6). О славянстве тавроскифов см. соответствующие комментарии к тексту М. Я. Сюзюмова и С. А. Иванова[376].