Феномен советской украинизации 1920-1930 годы

Сотрудники ГПУ признали, что местное население не понимало литературного украинского языка, значительно отличавшегося от «местного наречия». К тому же из русских школ был обеспечен «бесперебойный переход учащихся в учебные заведения повышенного типа»{389}. В результате на Кубани и Дону русские школы были переполнены, тогда как в украинских ощущался недобор учащихся. Например, в станице Пашковская Кубанского округа в 1927/1928 учебном году в украинскую школу поступило всего 14 человек, а в русскую школу – 144; в станице Корсунской того же округа в первую группу украинской школы записалось только 10 человек, в русскую же – 130; «то же имело место в станицах Гривенской, Поповнической, Северской, Холмской и ряде других»{390}. Родители учащихся стремились перевести своих детей из украинских школ в русские. Когда они писали соответствующие заявления, то указывали, что «не считают себя украинцами»{391}.

Сотрудники ГПУ, знакомясь с ситуацией на Дону и Кубани, старательно изучали настроения рядовых граждан. Высказывания последних были обобщены и приводились в указанной справке. Особенно часто встречались выражения типа «советская власть навязывает украинизацию против нашей воли», «наши дети портятся в украинских школах по приказу советской власти»{392}.

Данные ГПУ подтверждают и другие источники. Так, в июле 1928 г. при Кубанском окрисполкоме было созвано совещание по украинизации. Участница совещания Борисенко, работавшая учительницей в станице Марьянской на Кубани, отмечала отрицательное отношение местного населения к украинской школе. За все время существования этой школы в данной станице (а она была образована еще до революции) состоялся только один выпуск. Борисенко замечала: «Население в нашей станице против украинского языка»{393}. Она привела интересный пример: «В прошлом году в нашей станице украинизовались все школы… И что же получается?

Родители подают заявления, чтобы одна-две группы были русские. Заявления отклонили. Они настаивают, кинулись хлопотать сюда, в район, в округ»{394}. Другой участник совещания отмечал: «Число украинских школ у нас увеличивается, но число учащихся в них уменьшается»{395}.

Борьба двух культур

СЛОЖНАЯ СИТУАЦИЯ в обществе отражена и в тех замечаниях и предложениях, которые присылали украинские коммунисты в ЦК партии. Как и все общество, партия разделилась на сторонников и противников украинизации. К числу первых принадлежали бывшие боротьбисты и укаписты. Они действовали весьма активно, а их письма в ЦК всегда содержали программу практических действий. Ярким примером является письмо в ЦК КП(б)У В.М. Блакитного, одного из организаторов и руководителей партии боротьбистов, после ее ликвидации принятого в КП(б)У и введенного в состав ЦК. Письмо было написано еще в 1920 г.{396}

Блакитный предлагал решить кадровый вопрос за счет привлечения из всех регионов советского пространства, прежде всего РСФСР, «партийных и советских работников, знающих украинский язык и условия Украины», с одной стороны, и обучения украинскому языку уже работающих в УССР служащих{397}. При этом «для перелома пренебрежительного отношения к украинскому языку мещанской массы советских служащих необходимо издать приказ, хотя бы с предварительным обозначением срока, в какой они должны изучить украинский язык»{398}. Характерно, что свои предложения Блакитный выдвинул еще до принятия XII съездом РКП(б) курса на коренизацию.

Помимо этого, он предлагал усиленно развивать украинскую периодическую печать и литературу. Именно в этих областях, по мнению Блакитного, существовали «неизжитые тенденции упорного общеруссизма»{399}.

Среди украинских коммунистов было немало тех, кто разделял мнение Волобуева о положении Украины в СССР. К ним принадлежал, например, заместитель наркома просвещения П.К. Солодуб. 11 марта 1929 г. состоялась его беседа с членом ЦК и Оргбюро ЦК КП(б)У А.А. Хвылей. В это время Центральная контрольная комиссия обсуждала положение на Украине в связи с проведением украинизации. По словам Хвыли, Солодуб предлагал заявить на заседании комиссии о том, что, мол, «никакой правильной национальной политики у нас сейчас не проводится и не проводилось»{400}.

Хвыля так передает слова собеседника: «Имеет ли сейчас украинский народ свое государство? Не имеет! Представляет ли сейчас Украина собою какое бы то ни было единое политическое целое? Не представляет! Представляет ли собою Украина хозяйственное целое? Не представляет! Имеет ли Украина свой бюджет? Не имеет! Сейчас, мол, на Украине и в Советском Союзе проводится не ленинская национальная политика… а программа еврейского „Бунда“, программа культурно-национальной автономии»{401}.