Феномен Табачковой

— Шестьдесят пятый год живу, а никак не могу докопаться, что это за фантазия такая — жизнь, — любил повторять Аленушкин, приступая к очередному невыдуманному рассказу. — Есть в ней какая-то загадка. Вот, к примеру, живут с нами по соседству две молодые женщины. Одна — красота лучезарная: щеки алые, глаза синим огнем светятся, волосы гуще, чем в париках. А пару себе отыскать не может, на глазах вянет. Другая же неказеха, ни росточком, ни чем другим не вышла. И что вы думаете? Муж гигант широкоплечий, капитан из сказки, на руках ее носит, двух детей от нее имеет. Вот после этого и пойми, разгадай ее, жизнь. А доводилось вам, Анна Матвеевна, по ночам слушать звезды? Впрочем, хватит с вас и голосов. А вот я порой, эдак в первом часу ночи, если сон не идет, выйду на балкон и слушаю. Вернее, воображаю, что слушаю и слышу. Вокруг — ни звука, разве что машина где-то проедет или ветер донесет с вокзальной площади бой курантов.

Анна Матвеевна в свою очередь делилась всем, что у нее на сердце. Как-то рассказала о Сашеньке с Рощей. И спросила:

— Неужели прошлая жизнь может без остатка раствориться в памяти?

— Смотря у кого, — неопределенно сказал он. Успокаивать не стал, но и пустых надежд не подбросил, только сказал: — Видно, испытания нужны человеку затем, чтобы понять ему что-то, в чем-то разобраться. А насчет прошлой жизни… — Он задумался. — Конечно, грех зачеркивать ее, какой бы она ни была, а особенно, если неплохой выдалась. Вот сейчас показывают серию телепередач «Наша биография». Смотрю и будто по собственной молодости путешествую. Чуть ни в каждом кадре узнаю себя молодого, свою жизнь. Вот первые тракторы на полях тридцатых годов, и сердце заходится: да это же мой колхоз на Брянщине! А вот молодежь сдает на значок ГТО, и вздрагиваешь от неожиданности — до чего один из парнишек на экране похож на меня, каким я был в молодости!

Анна Матвеевна понимающе улыбалась — и она не раз смотрела эту передачу, и у самой слезы проступали, когда видела, что оператор будто и в ее собственную жизнь заглянул.

Время в беседах пролетало быстро. Оглянуться не успели, как прошел месяц, и Вениамин Сергеевич сказал:

— Ну, милейшая, вроде бы все. Но точно определить, работает ли моя конструкция или нет, можете лишь вы. Одна в целом мире.

Он явно волновался, не спешил включать приемник, проверял по нескольку раз контакты и, наконец, повернул тумблер громкости.

— Слышу! — вскрикнула Анна Матвеевна и закрыла уши. — Громко! Очень громко! Нельзя ли потише?

— Голубушка вы моя! — Вениамин Сергеевич готов был обнять ее. — Выходит, получилось? Ай да Аленушкин! — Покрутил винт настройки: — А так?

— Сейчас терпимо, — кивнула она. — И знаете, гораздо отчетливей, чем раньше.

— Теперь, — он выключил приемник, — закройте глаза. Что-нибудь слышите?

— Нет.

— Все. Можете спать без тампонов. — И стал собирать в чемодан инструменты. — Чудные мы, пенсионеры. Привязчивы, как собаки, — смущенно улыбнулся он. — Если позволите, буду приходить. Может, не так часто, как в последнее время, но буду. И тому есть причина.

— Какая? — встрепенулась она.

— Не помню, кто сказал: «Доброжелательный обман длит огонь жизни». Так вот, в вашей квартире есть такой обман. Я имею в виду зеркало в прихожей. Стоит разок заглянуть в него, и хорошего настроения хватит на неделю. Ах вы, плутовка, улыбаетесь! Видно, знаете, в чем секрет? Ладно, не открывайте, иногда полезно заниматься самообманом. А все-таки подумайте, не познакомиться ли вам с товарищами с кафедры психологии?

— Нет-мет, — испугалась она. — Я и психиатру-то наврала, что в другой город переезжаю, а тут целая психология…

Теперь она не знала более увлекательного занятия, чем сидеть у приемника и крутить ручку настройки. Звук был так отчетлив, что многие голоса вскоре стали узнаваемы, будто она давно знакома с их владельцами. Постепенно вырисовывался облик города. Он был шумен, многолик и многозвенен. Он размышлял, плакал, ликовал, смеялся.