Феномен Табачковой

— Ах, тебе и это известно! — его прорвало. — Старая бестия! Склочница! Кто тебя подослал? Мой друговраг? Так вот тебе! — он схватил со стола увесистый том из серии «БВЛ» и швырнул в Табачкову.

— Попробуй вырасти! — повторила она, отшатываясь от двери.

В два прыжка он нагнал ее, с силой вытолкнул за порог. Она споткнулась и больно ушибла плечо о лестничные перила. С трудом поднялась, поглубже нахлобучила шлем и спустилась к мотоциклу, который ждал ее у подъезда.

Все чаще и чаще к нам заглядывает соседский малыш, трехлетний Вадик. У него капризы наследного принца и нежность девочки. Мы усаживаем его на стол и ходим вокруг этого цареныша, исполняя любые его прихоти. Ты катаешь мальчишку на своих плечах, я читаю ему Андерсена или гоняю из угла в угол шикарный луноход с автоматическим управлением — ты купил его, чтобы чаще заманивать Вадика в наш дом.

Я знаю, ты хочешь, чтобы в общении с мальчишкой я хоть частично утолила свой материнский инстинкт. Детский плач, пеленки, ночные бдения — не для твоей усталой души…

Я все понимаю, милый, и молчу.

Иди, приляг, у тебя утомленный вид.

Вадька, смешной человечек, выдавил тюбик берлинской лазури на прозрачный колпак лунохода и заявил: «Этот синий червячок — марсианин».

Нерезкое сетчатое солнце качалось у ее лица, угрожая сорваться и опалить. Затем оно сфокусировалось в янтарный кулачок, из которого развернулись восковые лепестки, и Анна Матвеевна увидела обыкновенную желтую розу, воткнутую в кефирную бутылку. Женщина в белом елозила шваброй по полу, цепляясь за тумбу, и бутылка с розой подрагивали.

Где она? Что с ней? Голову распирает изнутри обручами, и гудят, звенят, бурлят скрытые в ней стихии.

По другую сторону тумбочки тоже койка, там кто-то лежит и все время вздыхает.

— Очнулась, милая? — широкое лицо няни разлило над ней улыбку. — Вот и хорошо, вот и умница. Будешь знать, как на мотоцикл садиться. Нашему возрасту диван и грелку подавай, а не машину. Надо же такую напасть себе придумать! Ой, пойду сестру позову! Люся, Люсенька!

— Что у меня? — Табачкова с трудом разомкнула губы, хотела сесть, но закружилась голова.

— Лежи, лежи, — испугалась няня. — Вставать нельзя. Сотрясение у тебя. Небольшое, не пугайся. Могло быть и хуже. Где там Люся? — она выскочила в коридор и вернулась с молоденькой сестричкой в фасонистом халатике.

— Мотоцикл разбился?

— Не волнуйтесь, — сестра нащупала ее пульс. — Мотоцикл в ГАИ, нарушитель оштрафован.

— То есть как? — Анна Матвеевна приподнялась на локтях. Голове опять закружилась, и она упала в подушки. Лоб покрыла испарина. — Его не штрафовать, его арестовать нужно, — сказала она, усиленно стараясь вспомнить, о ком речь, но точно зная, что человек, сбивший ее, преступник.

— Зачем же арестовывать? Он просто легонько поддел вас крылом. Будь вы покрепче, встали бы, отряхнулись и поехали дальше. — В тоне сестры прозвучало легкое раздражение: вот, мол, ездят старушки на мотоциклах, а потом хлопот с ними не оберешься.

— Увернулась я, а то бы на том свете уже была. Где тут у вас телефон? Мне нужно срочно позвонить. По очень важному делу.

— Ради бога, лежите спокойно, — сестра досадливо подоткнула ей в ногах одеяло и вышла.

— Куда позвонить? — с готовностью откликнулась няня. Слова больной заинтересовали ее. Прикрыв за сестричкой дверь, она вернулась и, оглянувшись на соседнюю койку, с видом заговорщицы склонилась над Табачковой. — Говори, — сказала шепотом.

— В центральное отделение милиции, к лейтенанту Андрею Яичко. А номер забыла. Но это в справочном можно узнать. Пожалуйста. — И подольстилась: — А потом я вам все-все расскажу.

— Нечистое дело, да? — сверкнула няня глазами.

— Черное.

— Ну? Тогда позвоню, — и, вытерев руки о подол замызганного синего халата няня не вышла, а вылетела в коридор.

— Пусть лейтенант придет сюда, к Табачковой, — крикнула вслед Анна Матвеевна. Хотела рассмотреть, кто там, на соседней койке, но стены, потолок опять задернуло мелкой сеткой, и она провалилась во влажный, ватный туман. Сквозь забытье слышала, как в палату входили и выходили, что-то кололи ей в вену, и женский голос монотонно жаловался кому-то на иго невестки, жены сына, которая довела его до того, что он шьет ей платья и трусики.

Потом удалось вынырнуть из влажной туманности. Не открывая глаз, услышала шарканье ног по коридору, строгий голос: «Тихий час, по палатам!», скрип соседней койки и недовольное ворчанье. За четкостью звуков вернулась память о том, что случилось. Медленно восстанавливались события дня. Вот только какого? Ясно, что не сегодняшнего. Но и не вчерашнего. Сколько времени пролежала без памяти? Или во сне? Впрочем, это не важно. Важно, воспроизведет ли ее потревоженный мозг события того дня, чтобы помочь лейтенанту Яичко в его, быть может, самом главном детективном деле. Детективном? Почти. Она слабо улыбнулась, вспомнив слова Аленушкина: «Назревает детектив, а я обожаю детективы».