Дж. Нилеман отмечает, что Рюмке всегда считали «работающим главным образом в феноменологическом ключе»[1187]
. Дж. Белзен, напротив, подчеркивает, что феноменология была для него «Был Рюмке знаком и с работами Шелера и, по всей видимости, даже посещал его лекции. Но в своей диссертации он обращается лишь к одной работе «Формализм в этике и материальная теория ценностей» и рассматривает четыре группы чувств, выделенных Шелером, отмечая, что его собственные выводы полностью согласуются с идеями философа: «Мои результаты имели значение также и как подтверждение идей Шелера… Я все больше расцениваю их как свидетельство их очевидности, поскольку основная часть этой диссертации была закончена прежде, чем я познакомился с работой Шелера»[1190]
. Читал он и работы феноменологических психиатров – Бинсвангера[1191] и Гебзаттеля.Важно подчеркнуть, что феноменология для Рюмке означала главным образом ту феноменологию, которую в своих работах по психопатологии развивал Ясперс. Именно она выступала эталоном его исследовательской стратегии. Вслед за Ясперсом он признавал, что цель феноменологии состоит в том, чтобы найти путь обнаружения того, что представляет собой живой опыт сознания здорового и больного человека. Принимал Рюмке и центральные положения самой «Общей психопатологии», например, признавая полностью правомерным разделение психологии на объективную и субъективную и подчеркивая, что первая является характерным методом естественных наук и формулирует законы, а вторая лежит в основе наук гуманитарных, описывает идеи и по своей направленности идеографическая[1192]
. Поддерживает он и разделение понимания и объяснения, выделение статического и генетического понимания, словом, полностью принимает метод Ясперса[1193].Примечательно, что Рюмке, понимая феноменологию как описательную психологию, постоянно подчеркивал, что углубление в теоретизирование на самом деле лишь уводит от феноменологии. Центральными понятиями его диссертации были понятия «переживание», «акт», «интенциональность», но, используя их, он отмечал, что мог бы, конечно, выделить и рассмотреть больше разновидностей «акта» и больше качеств «интенциональности», но в этом случае он отошел бы от своей цели, от феноменологии. «Мы, – писал он позднее, – допускаем самые серьезные характерологические ошибки, если теряем из вида разнообразие существующих свойств, и это происходит намного чаще, чем нам кажется»[1194]
.Феноменология, на взгляд Рюмке, полезна для психиатрии именно как описательная стратегия, поскольку помогает схватить все богатство психической жизни. Теория же неизбежно является односторонней: она может помочь в наблюдении и интерпретации фактов, но может и закрыть своими постулатами некоторые феномены реальности. Поэтому клиницист должен избрать феноменологическую стратегию описания. Примером описательной стратегии в медицине Рюмке называет работы Гиппократа, в которых проступают чистота наблюдения и независимость от теории, что, на его взгляд, и делает эти труды неподвластными времени. В 1962 г. в одном из своих докладов он говорит: «Феноменология – начало и конец всей нашей психиатрической работы. И описание должно ускорить наше движение вперед. Многочисленные теории приходят и уходят, но хорошее описание переживет даже самую великолепную теорию»[1195]
.