Итак, на этом внутреннем, которое в своем внешнем проявлении остается внутренним, наблюдается рефлектированность индивида из его действительности; посмотрим же, как обстоит дело с необходимостью, которая установлена в этом единстве. — Эта рефлектированность отличается прежде всего от самого действия, и, следовательно, может быть чем-то иным
и может приниматься за нечто иное, чем она есть; по лицу человека видно, придает ли он серьезное значение тому, что говорит или делает. — Но и обратно, то, что должно быть выражением внутреннего, есть в то же время сущее выражение и потому само подпадает под определение бытия, которое абсолютно случайно для обладающей самосознанием сущности. Поэтому оно, конечно, есть выражение, но вместе с тем выражение в смысле знака, так что для выражаемого содержания характер того, с помощью чего выражается внутреннее, совершенно безразличен. Внутреннее в этом проявлении, можно сказать, есть невидимое, которое видимо, но это внутреннее не связано с этим проявлением; оно в такой же мере может проявляться в чем-нибудь другом, как и какое-нибудь другое внутреннее может проявиться в этом же. — Лихтеиберг поэтому прав, когда говорит: «Допустим, что физиогномист уловил однажды человека, но достаточно последнему принять твердое решение, чтобы опять сделаться непостижимым на тысячелетия» [24]. — Подобно тому как в вышеприведенном отношении данные обстоятельства обладали некоторым бытием, из которого индивидуальность брала себе то, что могла и хотела взять, либо подчиняясь ему, либо преобразовывая его, и на основании которого в нем не содержалось необходимости и сущности индивидуальности, — точно так же и здесь являющееся непосредственное бытие индивидуальности есть такое бытие, которое либо выражает ее рефлектированность из действительности и ее внутри-себя-бытие, либо есть для нее только знак, безразличный к обозначаемому и потому поистине ничего не обозначающий; непосредственное бытие для индивидуальности в такой же мере есть ее лицо, как и ее маска, которую она может снять. — Индивидуальность пронизывает свой облик, движется, говорит в нем; но это наличное бытие в целом точно так же в качестве некоторого бытия, безразличного к воле и деятельности, выходит за свои пределы; индивидуальность уничтожает в нем то значение, какое оно имело прежде, т. е. то, что она имеет свою рефлектированность в себя или свою истинную сущность в нем, и наоборот, скорее вкладывает последнюю в волю и в действие.Индивидуальность отказывается
от той рефлектированности в себя, которая выражена в чертах [лица], и вкладывает свою сущность в произведение. Тут она вступает в противоречие с тем отношением, которое устанавливается инстинктом разума, занимающимся наблюдением индивидуальности, обладающей самосознанием, касательно того, что должно быть ее внутренним и внешним. Эта точка зрения приводит нас к собственной мысли, которая лежит в основе физиогномической, — если угодно, — науки. Противоположность, на которую наталкивается это наблюдение, по форме своей есть противоположность практического и теоретического, и то и другое установлено именно внутри самого практического, — противоположность индивидуальности, осуществляющейся в поступках (понимая последние в самом общем смысле), и индивидуальности, как она, будучи в этих поступках, в то же время выходит из них, рефлектирует в себя и имеет их своим предметом. Наблюдение воспринимает эту противоположность со стороны того же извращенного отношения, в котором она определяется в явлении. Несущественным внешним оно считает само действие и произведение, — действие и произведение языка ли или какой-нибудь более утвердившейся действительности, существенным же внутренним — внутри-себя-бытие индивидуальности. Из двух сторон, имеющихся в практическом сознании, намерения и действия — мнения о своих поступках и самих этих поступков — наблюдение выбирает первую сторону в качестве истинного внутреннего; последнее должно, мол, иметь свое более или менее несущественное внешнее проявление в действии, а свое истинное внешнее проявление — в своем внешнем облике. Это последнее внешнее проявление есть непосредственное чувственное наличие индивидуального духа: внутренний мир, который следует, мол, считать истинным, есть особенность намерения и единичность для-себя-бытия; то и другое — мнимый (der gemeinte) дух. То, что наблюдение имеет своими предметами, есть, следовательно, мнимое наличное бытие, и в нем оно отыскивает законы.