Феноменология духа

Что касается, наконец, засады, из которой доброе «в себе» должно хитростью напасть на общий ход вещей с тыла, то эта надежда в себе ничтожна. Общий ход вещей есть бодрствующее, уверенное в себе самом сознание, которое не позволит подойти к себе сзади, а всегда грудью встречает противника, ибо общий ход вещей таков, что всё — для него, что всё — перед ним. Но доброе «в себе», если оно есть для своего врага, оно находится в борьбе, которую мы видели; поскольку же оно есть не для него, а в себе, — оно пассивное орудие дарований и способностей, лишенная действительности материя; если представить его наличным бытием, то оно было бы сознанием, погруженным в сон и остающимся позади, неизвестно где.

3. Индивидуальность как реальность всеобщего

Итак, добродетель побеждается общим ходом вещей, потому что на деле ее цель — абстрактная недействительная сущность и потому что применительно к действительности ее действование основывается на различениях, которые заключаются только в словах. Она хотела состоять в том, чтобы, жертвуя индивидуальностью, воплотить добро в действительность, но эта сторона действительности сама есть не что иное, как сторона индивидуальности. Добро должно было быть тем, что есть в себе и противоположно тому, что есть, но в-себе[-бытие] со стороны своей реальности и истины, напротив, есть само бытие. В-себе[-бытие] есть прежде всего абстракция сущности по сравнению с действительностью; но абстракция есть именно то, что не подлинно, а есть только для сознания; но это значит, оно само есть то, что называется действительным; ибо действительное есть то, что по существу есть для некоторого «иного», или оно есть бытие. Но сознание добродетели покоится на этом различии в-себе[-бытия] и бытия, на различии, которое лишено истины. — Общий ход вещей должен был быть извращением добра, потому что его принципом была индивидуальность; однако последняя есть принцип действительности, ибо именно она есть сознание, благодаря которому в-себе-сущее в такой же мере есть и для некоторого «иного»; общий ход вещей осуществляет превращение неизменного, но на деле он этим превращает его из «ничто» абстракции в бытие реальности.

Итак, общий ход вещей одерживает победу над тем, что составляет добродетель в противоположенности ему; он одерживает победу над добродетелью, сущностью которой является лишенная сущности абстракция. Но он одерживает победу не над чем-либо реальным, а над созданием различий, которые не есть различия, над этими пышными речами о благе человечества и об угнетении его, о жертве во имя добра и о злоупотреблении дарованиями; такого рода идеальные сущности и цели поникают как пустые слова, которые возвышают сердце, но оставляют разум пустым, назидают, но ничего не созидают; это декламации, содержание которых определенно выражает только то, что индивид, который выдает себя за деятеля, преследующего такие благородные цели, и который произносит такие превосходные фразы, считает себя превосходным существом; это напыщенность, которая набивает голову себе и другим, но набивает пустым чванством. — Античная добродетель имела свое определенное несомненное значение, ибо у нее была своя наполненная содержанием основа в субстанции народа и ее целью было некоторое действительное, уже существующее добро; она поэтому и не была направлена против действительности как всеобщей извращенности и против общего хода вещей. Рассматриваемая же добродетель — вне субстанции, она есть лишенная сущности добродетель, добродетель только в представлении и на словах, в которых нет такого содержания. — Эта пустота риторики, борющейся с общим ходом вещей, сразу обнаружилась бы, если бы пришлось сказать, что означают ее фразы; поэтому предполагается, что они известны. Требование рассказать об этом известном было бы выполнено или путем нового нагромождения фраз или ему было бы противопоставлено апеллирование к сердцу, которое внутренне говорило бы, что они означают, т. е. была бы признана неспособность сказать это на деле. — В ничтожестве этой риторики, хотя и бессознательно, убедилась, по-видимому, образованность нашего времени, так как все нагромождение этих фраз и манера чваниться этим потеряли всякий интерес, и это выражается в том, что они наводят только скуку.