Феноменология духа

Это противоречие, которое оно должно снять, в этой форме неравенства для-себя-бытия по отношению к всеобщности государственной власти содержит в то же время форму, состоящую в том, что указанное отрешение от наличного бытия, завершаясь, а именно в смерти, само есть сущее, не возвращающееся в сознание отрешение, — что это сознание не переживает его и не есть в себе и для себя, а только переходит в непримиренную противоположность. Истинное пожертвование для-себя-бытием есть поэтому лишь то пожертвование, в котором оно отдает себя так же полно, как в смерти, но в этом отрешении в равной мере и сохраняется; тем самым оно становится действительным как то, что есть оно в себе, как тождественное единство себя самого и себя как противоположного. В силу того, что отошедший внутренний дух, самость как таковая, выступает и отчуждается, государственная власть возвышается до собственной самости, точно так же как без этого отчуждения поступки чести, благородного сознания, а также и его благоразумные советы оставались бы двусмысленностью, в которой еще содержалась бы указанная отброшенная задняя мысль особенного намерения и своеволия.

2. Язык как действительность отчуждения или образованности

Но это отчуждение совершается единственно в языке, который здесь выступает в свойственном ему значении. — Будучи в мире нравственности законом и повелением, в мире действительности — лишь советом, отчуждение имеет содержанием сущность и есть его форма; здесь же оно получает в качестве содержания самое форму, каковая оно и есть, и приобретает значение языка; именно сила языкового выражения как такового осуществляет то, что должно быть осуществлено. Ибо язык есть наличное бытие чистой самости как самости; в нем для себя сущая единичность самосознания как таковая вступает в существование в том смысле, что она есть для других. «Я» как этого чистого «я» в наличности иначе нет; во всяком другом внешнем проявлении оно погружено в действительность и находится в форме, которую оно может оставить; из своих поступков, как и из своего физиогномического выражения, оно рефлектировано в себя и покидает бездыханным такое несовершенное наличное бытие, в котором всегда заключается и слишком много и слишком мало. Язык же (die Sprache) содержит «я» в его чистоте, он один высказывает (spricht aus) «я», его само. «Это» его наличное бытие как наличное бытие есть некоторая предметность, в которой заключается его истинная природа. «Я» есть «это я», но точно так же и всеобщее; его явление есть столь же непосредственно отрешение и исчезновение «этого я» и в силу этого есть его постоянство в своей всеобщности. «Я», которое высказывает себя, воспринимается на слух, путем некоторого заразительного контакта оно непосредственно перешло в единство с тем, для кого оно налично есть, и оно есть всеобщее самосознание. — В том, что оно услышано, его наличное бытие само непосредственно замерло; это его инобытие возвращено в себя; и именно это есть его наличное бытие как обладающее самосознанием «теперь», подобно тому как оно наличествует, чтобы не наличествовать и благодаря этому исчезновению — наличествовать. Само это исчезновение, следовательно, непосредственно есть его пребывание; оно есть его собственное знание о себе, и притом его знание о себе как о чем-то, что перешло в другую самость, было услышано и есть всеобщее.