Феноменология духа

Вещь есть «я»; фактически в этом бесконечном суждении вещь снята; она — ничто в себе; она имеет значение только в отношении, только благодаря «я» и своему соотношению с ним. Этот момент раскрылся для сознания в чистом здравомыслии и просвещении. Вещи попросту полезны, и их следует рассматривать только со стороны их полезности. — Обладающее образованностью самосознание, которое прошло через мир отчужденного от себя духа, своим отрешением создало вещь в качестве себя самого, удерживает поэтому в ней еще себя само и знает о несамостоятельности ее, или о том, что вещь по существу есть только бытие для другого; или, если полностью выразить отношение, т. е. то, что единственно составляет здесь природу предмета, то для него вещь имеет значение некоторого для-себя-сущего, оно провозглашает чувственную достоверность абсолютной истиной, само же это для-себя-бытие — моментом, который только исчезает и переходит в свою противоположность — в брошенное на произвол бытие для другого.

Но этим знание вещи еще не доведено до конца; вещь должна сделаться достоянием знания не только со стороны непосредственности бытия и со стороны определенности, но и как сущность или «внутреннее», как самость. Это имеет место в моральном самосознании. Последнее знает свое знание как абсолютную существенность, или знает бытие просто как чистую волю и знание; оно и есть не что иное, как эта воля и знание; другому [моменту] принадлежит лишь несущественное бытие, т. е. не в-себе-сущее, лишь его пустая оболочка. Насколько моральное сознание в своем миропредставлении предоставляет наличному бытию свободу от самости, настолько же оно принимает его обратно в себя. В качестве совести, наконец, оно более уже не есть эта сменяющаяся установка и перетасовка наличного бытия и самости, а оно знает, что его наличное бытие как таковое есть эта чистая достоверность себя самого; предметная стихия, в которую моральное сознание, совершая поступки, выставляет себя, есть не что иное, как чистое знание самости о себе.

Таковы те моменты, из которых складывается примирение духа со своим подлинным сознанием; они для себя разъединены, и лишь их духовное единство составляет силу этого примирения. Но последний из этих моментов необходимо есть само это единство и, как очевидно, он и связывает на самом деле их все внутри себя. Дух, достоверно знающий себя самого в своем наличном бытии, имеет стихией наличного бытия не что иное, как это знание о себе; высказывание, что то, что он делает, он делает согласно убежденности в долге, — эта его речь и составляет значимость его поступков. Совершение поступков есть первое в-себе-сущее разъединение простоты понятия и возвращение из этого разъединения. Это первое движение превращается во второе, так как стихия признавания утверждает себя как простое знание о долге по отношению к различию и раздвоению, заключающемуся в совершении поступков как таковом, и таким образом создает прочную действительность по отношению к поступкам. Но мы видели в прощении, как эта непреклонность отступается от себя самой и отрешается от себя. Действительность, стало быть, и как непосредственное наличное бытие не имеет здесь для самосознания иного значения, кроме того, что она есть чистое знание; точно так же — как определенное наличное бытие, или как отношение — то, что противостоит самому себе, есть знание, с одной стороны, об «этой» чисто единичной самости, а с другой стороны, о знании как всеобщем. В то же время здесь установлено, что третий момент, всеобщность или сущность, для каждой из двух противостоящих сторон имеет значение только как знание; и они, наконец, точно так же снимают пустую еще оставшуюся противоположность и суть знание «я = я» (des Ich = Ich); «эта» единичная самость, которая непосредственно есть чистое знание или «всеобщее».