Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

Каким бы сложным и противоречивым ни был комплекс идей, закрепившийся за термином «революция», в нем можно было выделить некоторые узловые моменты, относительно которых существовала устойчивая конвенция. Современная же философия утратила основные ориентации классической «революционной» парадигмы. Данное обстоятельство, в конечном счете, и предопределило ее отношение к слову «революция». Современные изменения происходят в условиях отказа от позитивной утопии. Данный кризис связан с разрушением главного основания – веры в добрую природу человека.

В концепции Руссо, у теоретиков анархизма, в марксизме (особенно у Энгельса), в «революциях» середины 20-го века, например, в «революции надежды» у Э. Фромма, добрая природа человека служила гарантией позитивных ожиданий. «Надежда, – отмечает немецко-американский философ, – представляет собой решающий элемент каждой попытки осуществить общественное преобразование, направленное на то, чтобы человек стал более здравомыслящим и жизнерадостным» [31] .

Если признавался или даже воспевался демонический и разрушительный характер революций, то незлая человеческая природа оправдывала все «издержки» и в конечном счете обеспечивала «положительное сальдо» в балансе разрушительных и созидательных возможностей.

Добрая человеческая природа обеспечивала не только гомеостазис социума (что бы с ним ни делали, как бы его ни сотрясали, он сохранится и возродится), но и положительное приращение культуры по причине ее освобождения от сковывающих ограничений. Обоснование агрессивной или, по крайней мере, нейтральной и индифферентной природы человека, прочно утвердившееся в культуре 20-го века, лишило идею революции главного онтологического оправдания.

Дело не столько в том, что позитивные утопии саморазоблачали себя в известных попытках их реализации: если действительность не выстраивается в соответствии с идеей, всегда можно изобличить саму действительность. Дело в теории, где диспозиции человека оказались весьма сомнительными. Это, безусловно, повлияло на философское обеспечение идеи революции: она лишилась сакральности. и превратилась в один из видов прибыльного бизнеса.

Возникает вопрос: за счет чего же возможно положительное приращение бытия как одной из составляющих революционного процесса, если «постмодерновая» культура не имеет под собой никаких оснований и оказывается рафинированной иллюзией или чистой случайностью? С этой точки зрения вполне логичен вывод, что современные изменения – это изменения «в никуда, в пустоту и ничто».

В современной культуре налицо тактика избегания слова «революция», которое еще совсем недавно украшало названия многих модных теорий. Но оно пока не полностью исчерпало свой позитивный ресурс. В частности, довод от революции часто используется в пропаганде для оправдания негативных последствий реформ: «А вы что хотели? Это же революция!». Однако оправдание революцией сменилось в конце века новым призывом: «Никаких революций!».

Приходится констатировать, что современные ученые испытывают определенную робость перед метафизической значимостью такого события, как революция, так как оно вызывает необходимость выяснения смысла российской и мировой истории.

Идея конца революции волне укладывается в ряд других «концов»: «конец истории», «конец философии», «конец человека». Бессистемность и «безопорность» принципиально изменяет видение будущего. Человеку суждено жить в непрерывно меняющемся, зыбком и неустойчивом мире – без смыслов, без идеалов и государственной идеологии, без богов и без самого себя.

Реальные революции изменяли социальные основы общества, приводя к власти новые политические элиты. «Настоящие» политические революции выступают в качестве синонима реальной политики в отличие от «цветных» виртуальных политических технологий и пропаганды. «Черно-белая» революция – это коренной переворот в государственном и социально-политическом устройстве, а не едва прикрытый легальными процедурами перехват власти, сопровождающийся распитием алкогольных напитков на свежем воздухе, народными гуляниями и шоу-представлениями.

Настоящая революция, переворачивающая сами основы общества, революция как акт усилия (насилия) и преодоления упорного консервативного сопротивления при демократии, в принципе, не очень нужна. В обществах без духовных идеалов и традиций революция практически бессмысленна, так как данный социальный феномен для своей реализации должен иметь святыню как общественный идеал уходящей эпохи, которую она могла бы «освежить».