Феномены Тени и зла в волшебных сказках

В нашей сказке верного Иоганна все же удалось спасти после того, как он превратился в камень. Он говорит королю, чтобы тот отрубил головы двум своим мальчикам-близнецам и окропил их кровью его статую, пока отсутствует королева. После этого верный Иоганн оживает и возвращает жизнь детям, которых принесли в жертву. Образ детей связан с некими сознательными установками, которые оставляют верного Иоганна в окаменевшем состоянии, поэтому детей нужно убить. Однако нам следует иметь в виду, что речь идет именно о детях, а не каких-то других сказочных персонажах, и понимать, что значит ребенок с точки зрения короля. Ребенок — это воплощение будущего короля и вместе с тем человек, которого король больше всего любит. Архетипическая идея о жертвоприношении сына является точно такой же, как в ветхозаветной истории об Аврааме и Исааке, ибо Авраам, конечно, предпочел бы убить себя: жертвоприношение Исаака — олицетворение величайшей жертвы, которую вообще возможно принести.

Тем самым мы говорим, что в этот момент верный Иоганн раскрывает свою истинную сущность — образ Бога, — ибо мы знаем, что только Богу можно принести в жертву собственного ребенка. С другой стороны, образ ребенка всегда имеет двойное значение: с мифологической точки зрения он может воплощать и Самость, и — в зависимости от нюансов и контекста — инфантильную Тень. Разумеется, это одно и то же, так как вы могли бы сказать, что осуществлению Самости всегда сопутствует наивность, подлинность и целостность реакции ребенка. Но возникает вопрос: «Остаюсь ли я все еще слишком инфантильным, или же я снова должен стать ребенком?» Вспомним слова Христа: «...истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»^[77]. Но сначала человек должен стать взрослым, и только потом — ребенком. Иногда можно заметить, что христианская цивилизация предпочитала внушать человеку веру в то, что он должен оставаться малым агнцем Иисуса, чтобы войти в Царство Небесное, но по существу от него требовалось именно восстановить у себя способность безропотно подчиняться Самости.

Однако сначала нам следует выявить свою инфантильную Тень и увидеть, что за этой наивностью скрывается также незрелая детская установка. Заметить этот парадокс очень трудно. В двойственности мотива ребенка отражается тот факт, что ребенку свойственны две стороны: инфантильность и спонтанность. Фрейдистский анализ имеет тенденцию уничтожить любой вид спонтанности под видом идеи покончить с инфантилизмом. Такое объяснение может быть пагубным, ибо, хотя такой подход помогает человеку избавиться от любых форм инфантильного поведения, вместе с тем он избавляет человека от любых форм проявления спонтанности — и в том числе творчества — и приводит к появлению тупой установки, лишенной всякой непосредственности, живости, к ограниченной форме сознания, когда человек постоянно себя спрашивает, как в его поведении проявляется Эдипов комплекс или комплекс Электры.

Если сказка не оказала на человека должного воздействия, он чувствует себя так, словно старый король снова начинает умирать, и та же самая проблема повторяется ad infinitum^[78] — то есть тот же конфликт продолжается, не давая никакого результата. Раньше король имел только одно конкретное желание: он захотел увидеть, что находится в запертой комнате, а затем захотел обладать объектом, изображенным на картине, и верный Иоганн сделал для него все возможное. Однако сам король не внес никакого вклада в то, чтобы получить Аниму. Если посмотреть на сказку с этой точки зрения, то можно было бы сказать, что он был абсолютно счастлив оттого, что у него есть такой старый слуга, который делает для него все. Но при этом король не сделал единственного, что от него требовалось, а именно — он не поверил верному Иоганну. Возможно, это было к счастью, ибо таким образом он стал пробуждаться к жизни. Он спрашивает: «Почему все это происходит?» А затем искупает свое бездействие в прошлом, принося в жертву своих детей.