Ворон вышел в пятно света, отбрасываемого пламенем свечей, и она смогла как следует его рассмотреть. Кожа да кости, на плечах плащ из черных перьев, черные волосы стоят дыбом, намазанные маслянистым дегтем, а приклеенные к ним перья образуют подобие черной короны. Его лицо, теперь отчетливо видное, было изрыто чудовищными наслоениями шрамов, глубоких, но коротких; некоторые из них распухли и нагноились, некоторые успели зажить, а некоторые еще сочились кровью. От этого существа разило мертвечиной.
Элис смотрела, как он приближается. Монах вздрогнул, когда Ворон склонился к его уху и зашептал на латыни.
— Пророк, — произнес он. — Это ты Жеан, которого все называют исповедником?
— Я не заключаю сделок с дьяволом.
— Я не дьявол. Ты будешь помогать нам, пророк. Если у тебя есть дар, я объясню тебе, как это делается.
— Откуда ты знаешь наш язык, чудовище? — спросил исповедник.
Жеан понимал, что его бьет дрожь, как это часто случалось, когда он гневался, и он проклинал себя, понимая, что враги могут принять эту дрожь за проявление страха.
— Меня тоже готовили в монахи, некоторое время.
— Значит, ты отвернулся от Христа.
— В Сен-Морисе Он нашел меня, — Ворон сжал кулак, выставив два пальца, — и там же, в Сен-Морисе, Он вышвырнул меня. — Он уперся рукой в пол. — Обращение происходит двумя путями, исповедник.
Жеан сглотнул комок в горле. Он знал название монастыря. Аббатство Сен-Морис — это обитель августинцев на востоке, в Валезанских горах. Один из главных оплотов христианства, известный своими сокровищами и реликвиями, а также песнью веков,
— Откуда ты знаешь меня?
— Слышал о тебе. Мне говорили, что я должен бояться тебя.
— Бойся Господа, — сказал Жеан, — ибо Он готовит особенные испытания таким, как ты.
Ворон улыбнулся.
— И таким, как ты, кажется, тоже.
Элис пыталась понять, что за акцент слышится в речи Ворона. Точно северный, но не такой, как у данов. Он походил на акцент купца.
— Ты можешь заставить монаха найти девчонку? — спросил Зигфрид.
Элис не поняла слов, однако догадалась, о чем идет речь, по его нетерпеливости и жестам.
Ворон кивнул, отвечая на латыни:
— Если времени мало, может, и смогу, а может, и нет. Если времени будет много, точно смогу.
Король рассердился, взмахнул рукой, обводя свой лагерь и, как догадалась Элис, требуя, чтобы Ворон поторопился.
— Тогда попытаемся. Прибегнем к быстрому способу. Монаха он убьет, но мы все узнаем.
Ворон снова говорил на латыни. Элис понимала, что, прибегая к языку, который король понимал плохо, этот монстр наслаждался своим превосходством, даже своей властью над королем. И еще он угрожал монаху.
Король сказал что-то по-своему.
— Он считает, что держать тебя в лагере живым опасно, исповедник. Неужели он не понимает, что за твоими останками тоже придут, это же реликвия? Может, мне перемолоть их в порошок?
— Никто не станет меня искать, — солгал исповедник.
— Напротив. Даже мертвый ты будешь сплачивать людей, однако не будем забегать вперед.
— Сколько времени нужно? — спросил Зигфрид.
Последовал новый обмен репликами на языке северян. Элис чувствовала, что король не доверяет Ворону. Зигфрид возвысил голос.
Ворон пожал плечами и склонился над исповедником, сидящим на полу. В свете огня искореженное тело монаха напомнило Элис скрюченный огарок свечи, а черный силуэт, согнувшийся над ним, походил на его тень.
— Ты станешь помогать нам, исповедник? Станешь служить нам своими способностями? Это будет стоить тебе недорого. — Ворон говорил на латыни.
Ответом Ворону стало молчание.
— Ты знаешь, как проявляется магия? — спросил Ворон.
Монах ничего не ответил, но Элис чувствовала исходящий от Ворона холод, от него веяло неким высокогорным и уединенным местом и чем-то еще, чего она не могла понять. Ей хотелось назвать это одиночеством, но она не могла представить, чтобы это существо испытывало какие-то человеческие чувства.
Ворон продолжал: