Элис смотрела, как он приближается. Монах вздрогнул, когда Ворон склонился к его уху и зашептал на латыни.
– Пророк, – произнес он. – Это ты Жеан, которого все называют исповедником?
– Я не заключаю сделок с дьяволом.
– Я не дьявол. Ты будешь помогать нам, пророк. Если у тебя есть дар, я объясню тебе, как это делается.
– Откуда ты знаешь наш язык, чудовище? – спросил исповедник.
Жеан понимал, что его бьет дрожь, как это часто случалось, когда он гневался, и он проклинал себя, понимая, что враги могут принять эту дрожь за проявление страха.
– Меня тоже готовили в монахи, некоторое время.
– Значит, ты отвернулся от Христа.
– В Сен-Морисе Он нашел меня, – Ворон сжал кулак, выставив два пальца, – и там же, в Сен-Морисе, Он вышвырнул меня. – Он уперся рукой в пол. – Обращение происходит двумя путями, исповедник.
Жеан сглотнул комок в горле. Он знал название монастыря. Аббатство Сен-Морис – это обитель августинцев на востоке, в Валезанских горах. Один из главных оплотов христианства, известный своими сокровищами и реликвиями, а также песнью веков,
– Откуда ты знаешь меня?
– Слышал о тебе. Мне говорили, что я должен бояться тебя.
– Бойся Господа, – сказал Жеан, – ибо Он готовит особенные испытания таким, как ты.
Ворон улыбнулся.
– И таким, как ты, кажется, тоже.
Элис пыталась понять, что за акцент слышится в речи Ворона. Точно северный, но не такой, как у данов. Он походил на акцент купца.
– Ты можешь заставить монаха найти девчонку? – спросил Зигфрид.
Элис не поняла слов, однако догадалась, о чем идет речь, по его нетерпеливости и жестам.
Ворон кивнул, отвечая на латыни:
– Если времени мало, может, и смогу, а может, и нет. Если времени будет много, точно смогу.
Король рассердился, взмахнул рукой, обводя свой лагерь и, как догадалась Элис, требуя, чтобы Ворон поторопился.
– Тогда попытаемся. Прибегнем к быстрому способу. Монаха он убьет, но мы все узнаем.
Ворон снова говорил на латыни. Элис понимала, что, прибегая к языку, который король понимал плохо, этот монстр наслаждался своим превосходством, даже своей властью над королем. И еще он угрожал монаху.
Король сказал что-то по-своему.
– Он считает, что держать тебя в лагере живым опасно, исповедник. Неужели он не понимает, что за твоими останками тоже придут, это же реликвия? Может, мне перемолоть их в порошок?
– Никто не станет меня искать, – солгал исповедник.
– Напротив. Даже мертвый ты будешь сплачивать людей, однако не будем забегать вперед.
– Сколько времени нужно? – спросил Зигфрид.
Последовал новый обмен репликами на языке северян. Элис чувствовала, что король не доверяет Ворону. Зигфрид возвысил голос.
Ворон пожал плечами и склонился над исповедником, сидящим на полу. В свете огня искореженное тело монаха напомнило Элис скрюченный огарок свечи, а черный силуэт, согнувшийся над ним, походил на его тень.
– Ты станешь помогать нам, исповедник? Станешь служить нам своими способностями? Это будет стоить тебе недорого. – Ворон говорил на латыни.
Ответом Ворону стало молчание.
– Ты знаешь, как проявляется магия? – спросил Ворон.
Монах ничего не ответил, но Элис чувствовала исходящий от Ворона холод, от него веяло неким высокогорным и уединенным местом и чем-то еще, чего она не могла понять. Ей хотелось назвать это одиночеством, но она не могла представить, чтобы это существо испытывало какие-то человеческие чувства.
Ворон продолжал:
– Я знаю. Через потрясение. Мысли человека переплетаются, словно нити на ткацком станке. Если в тебе живет магия, то она – единственная ниточка, затканная другими, иллюзиями повседневной жизни: голодом, похотью, болтовней ваших святых отцов, ощущениями и запахами внешнего мира. Эти иллюзии можно прогнать. Необходимо нечто, оставляющее шрамы, переворачивающее, обращающее мысли в хаос. Нечто, что перерезает простые нити и оставляет ярко сиять одну истинную, магическую нить. Ваши отшельники достигают этого через уединение: в одиночестве мысли начинают натыкаться друг на друга, обнажая скрытую под ними магическую сущность. Ваш Христос сделал это на кресте; он вызывал молнию и оживлял мертвецов, тогда как остальные вокруг него могли только болтать и умирать. Не каждому дано этого достичь, или, точнее, можно достичь разного. Некоторые начинают пророчествовать. Некоторые видят вдаль в пространстве, но не во времени, помещая свой разум в тело ворона и летая в вышине. Некоторые замедляют время и видят все происходящее вполовину быстрее, становясь могучими воинами. Большинство же может только кричать.
Ворон ходил вокруг исповедника, глядя на него так, как покупатель глядит на поросенка в базарный день.
– А ты можешь верить в любую ложь. – Сравнение Иисуса с чародеем возмутило монаха, и он не смог удержаться от ответа.
– Скажи-ка мне, исповедник, когда ты впервые начал видеть, когда видение пришло к тебе в первый раз, твое тело и стало таким, как сейчас?