— Кто же его знает? Ушел обратно под землю. Видимо, посчитал, что для победы раскидать наши кости как можно дальше — достаточно.
— Жаль. Мы бы ему показали.
— Ну, если мы задержимся здесь на некоторое время, — сказал Хромоногий, — то может быть…
— Некогда. Слушайте приказ, вы, два никчемных спорщика. Слушаете?
— Всегда готовы, — отрапортовал Широкая Кость.
— Как только соберемся, — приказал Проломленный Череп, — немедленно отправимся вслед за крысиным королем. Приказ Повелителя будет выполнен. Любой ценой.
Ходячей смерти с пастью, способной перекусить пополам бегемота так, словно это обыкновенная конфетка, материнские инстинкты отнюдь не чужды.
Она их и испытывала. Шла к пустыне, внимательно оглядываясь по сторонам, высматривая, кого бы слопать, и испытывала, чем ближе, тем сильнее. Она так волновалась, что, подходя к месту, где зарыла яйца, даже ускорила шаг и забыла о вечно терзавшем ее голоде, полностью сосредоточившись лишь на мыслях о новорожденных детенышах.
Какими они получились на этот раз? Все ли благополучно освободились от скорлупы? Не причинил ли им кто-нибудь зла? А если причинил, то кто?
Раз за разом задавая себе эти вопросы, она вышла к черте, за которой начиналась сиреневая пустыня, и тут остановилась.
Все, торопиться более не стоит. Сейчас нужно найти своих детенышей, удостовериться, что все они целы и здоровы.
И если хотя бы одного не хватает…
— Ну хорошо, ты меня подловил, — сказал джинн. — Что дальше?
— А дальше я тебя уничтожу, — сообщила голова дракона.
— За что? Чем я тебя прогневал?
— А кто внаглую влез мне в голову? Кто копался в ней, словно
бродячая собака в помойке? Кто имел наглость подсунуть мне свои достаточно убогие мысли? Одна из них была неплоха, но вторая… вторая… Она меня оскорбила.
Устроившись на диване поудобнее, джинн искоса взглянул на висевшую в воздухе драконью голову и, решив держаться до последнего, осторожно сказал:
— Не будь ты драконом…
— Давай оставим в стороне предположения. Я — дракон и останусь им до скончания века. Ты — джинн, осмелившийся сунуться в мое сознание. Я тебя поймал и намерен за это наказать. Все просто, как квадратный апельсин.
— Значит, будешь меня наказывать? — спросил джинн.
Не нравилось ему все это, совсем не нравилось. С другой стороны, кое-какие обстоятельства внушали некоторую долю оптимизма. Вот, например, то, что дракон появился всего лишь в виде проекции. Будь у него возможность нанести визит во плоти, уж он бы ее использовал.
— Да, буду, — сказал дракон. — Ты достоин сурового наказания.
— А как? — вкрадчиво спросил джинн. — Станешь меня ругать самыми последними словами? Хорошая мысль. Мне не нравится, когда меня ругают таким образом. Однако я уж как-ни-будь все это потерплю. Станешь подсматривать за моей частной жизнью? Сколько угодно. Я не из стеснительных. Что еще?
— Ничего, — сообщил дракон. — Ты прав. Более я ничего не могу тебе сделать. За исключением одной малости.
— Какой именно?
— Я могу узнать, где ты находишься, в какой точке нашего мира лежит твоя дурацкая лампа. И пусть даже она окажется за тридевять земель, я туда явлюсь в течение мгновения. Мне это сделать нетрудно. Уже не в виде проекции, а собственной персоной. И вот тогда…
Дорога была прямая, словно рог единорога. По ее обочинам росли деревья-шептуны и деревья-жалобщики, деревья-ругатели и деревья-сплетники. В любое другое время у проходящего по ней путника могла запросто возникнуть иллюзия, будто он попал на многолюдный базар. В любое, но только не сейчас. В данный момент стволы деревьев были оплетены свежими лианами-глушилками. Их толстые мясистые усики плотно затыкали деревьям рты, не позволяя вырваться из них даже малейшему звуку.
Если к этому добавить еще и то, что крысиный король передвигался очень тихо, а быстро уставший Кусака теперь сидел у него на закорках, то на дороге царила просто неестественная тишина. Пройдя по этой дороге с полчаса, крысиный король поймал себя на том, что ему кажется, будто он очутился в призрачном, безмолвном, возникшем из кошмара лесу. И это было уже совсем не дело. С этим надо было как-то бороться.
Предводитель крыс откашлялся.
Кашель его прозвучал неестественно тихо и ничего в окружающем мире не изменил. Прозвучал и тут же умер, словно придавленный огромной пухлой подушкой. А отступившая было тишина навалилась вновь, словно являлась живым существом, вознамерившимся…
— Ладно, — сказал крысиный король. — Пора это прекратить!
— Что ты сказал? — спросил тиранозаврик.
— Пора это молчание прекратить, — объяснил крысиный король. — Не дело это. Не приведет оно к добру. Я так чувст…
Он остановился и замер, вдруг сообразив, что говорит нечто, о чем до сего момента не думал.
А может, эта тишина и в самом деле несет в себе некую пока еще неведомую угрозу?
— Так что ты имел в виду? — переспросил Кусака.
Крысиный король не ответил. Он стоял посреди дороги и,
чувствуя, как шерсть у него на загривке встает дыбом, настороженно оглядывался, внюхивался, пытаясь определить, с какой стороны ждать нападения.