Фэнтези 2005. выпуск 2

Тридцать лет неотлучного пребывания на печи сказались на его здоровье — не только телесном, но и душевном. Первыми убедились в этом калики перехожие, научившие молодца ходить, — в порыве искренней благодарности Илья стиснул одного из них в объятиях, а потом неделю просидел над свежею могилой, бия себя в грудь кулаком и роняя скупую мужскую слезу. Сотоварищи покойного решили, что бескорыстность — основа всех добрых поступков, и покинули Карачарово с не свойственной их почтенному возрасту поспешностью.

В память о спасителях Илья поклялся верой и правдой служить простому люду, искореняя зло в любых его проявлениях.

А в этом лесу, по всему видать, без зла не обошлося.

Чем не повод для подвига?! Где тут супостаты, подавай их сюда!

Звук стал нестерпимо громким, и чубарый решил: все равно пропадать! Он замер как вкопанный и только косился на хозяина — может, передумает?

— Выпь, коростель, леший, черепаха…

Чубарый для виду потоптался на месте, нарочито тяжело дыша, кусая удила, и вдруг споткнулся — действительно — о черепаху. Бедное пресмыкающееся что было сил улепетывало как раз оттуда, куда ехал Илья.

У черепахи вообще выдался страшный денек. Сперва ее схватил и поднял высоко в небеса какой-то полоумный орел. Насмотревшись на то, что вытворял с черепахами знакомый гриф, орел тоже захотел попробовать их мясца. Черепаху поймал, какую удалось, — не степную, а болотную, из ближайшего пруда. С нею в когтях хищник долго кружил над лесом, однако метод грифа все-таки подразумевал наличие: а) степи; б) валуна, на который можно сбросить добычу, чтобы расколоть ее панцирь.

Степь была далеко, орел устал, выбрал ближайшую полянку, на которой лежал замшелый валун…

Странное существо в ветвях раскидистого дуба горе-охотник заметил слишком поздно — когда оно, набравши в легкие воздух, начало протяжно свистеть. Уронив одновременно черепаху, с десяток перьев и порцию свежего помета, орел рванул подальше отсюда.

Черепаха упала — не на валун, но возле самого дуба.

Так плохо за последние триста лет ей еще никогда не было. Мучаясь от головной боли, бедняга поджала хвост и поспешила — насколько могла — в сторону спасительного леса.

Там об нее споткнулся богатырский конь.

— Что ж ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься? — грозно поинтересовался Илья. — Ненадежный ты, подожди-тка лучше здесь. — И он спрыгнул с чубарого… прямо перед носом у черепахи.

«Ей-же-ей, лучше бы родилась бабочкой», — тоскливо размышляла та, семеня по дороге.

А Илья по-богатырски хекнул, взвалил на плечо булаву и направился в сторону подозрительного звука.

Отсюда уже можно было и слова разобрать:

Соловеюшко ты мой, соловей,
Соловеюшко при-и-илю-бе-е-езный ты мой,
Ты зачемы же в садик ко мне прилета, прилетаешь?
Жалобынахонико и во саду поешь, и ты поешь?

Пели безоглядно, с душою. Аж на слезу пробивало.

«Ну точно нечистый шалит! Эх, проучу стервеца!»

Шибче, громыче, соловеюшко, свищи,
Поскорее милого, милого ко мне пришли, и ты пришли!

— Меня, что ль? — не понял Илья. Пели вроде мужским голосом. И вообще — какой это он «милый» колдуновым отродьям?!

Прибудь, миленький, ко мне, ко мне на часок,
На часок на последний, на последний вечерок,
И на последний ко мне…

Певец осекся, наконец разглядевши гостя.

— Здрав будь, — не к месту ляпнул Илья. — Что наверху, не дует ли, удобно ль?

— Да как-то вот… — отозвался тот. — Привык уже. А ты что ж, путник, так просто странствуешь или по делу? — И не удержался, зыркнул на булаву Ильи.

— По делу, — важно ответил Илья. — Я ить на службе у самого князя!

— Какого князя?

— Владимира, ясен пень! Других князьев на Руси нет, разве не знаешь?

— Ишь, досада какая, — забормотал тот, с дуба. — Неужто нажаловались?.. Ну ничего, это дело-то поправимое…

— Недоброе против государя замышляешь, — прозорливо заметил Илья.

Певец замахал руками так, что чуть не сверзился с ветки:

— Что ты, что ты! Это я о своем, о… о, смотри, конь какой! И откуда здесь взялся?..

Из леса выглядывал любопытствующий чубарый. По опыту прежних боевых походов он знал: вот-вот начнется самое интересное. Будет что внукам рассказать.

— Это мой конь, самим князем подаренный, — подобрел Илья. И ударился было в воспоминания, но, как на грех, дошел до «и послал меня тогда Владимир на ратный подвиг», после чего мысль богатыря, быстрая, аки каленая стрела, добралась-таки до цели нынешнего путешествия.

— Ах ты курвин сын! Зубы мне заговариваешь?! А ну отвечай, как тебя звать-величать!

— Соловей Одихмантьевич. А что?

— Не врешь?!

— Вот те крест!

Илья смутился. Из своего небогатого опыта общения с нечистой силой он знал: чудовища да прочие вороги рода людского креститься не умеют.

— А вон то — не речка ли Смородинка? — решил уточнить богатырь.