Фэнтези 2005. выпуск 2

В паучьем вертепе бесчувственная мойра оборвала нить зажившегося на свете старика, но Автократ этого не заметил. Их там всякую минуту обрывалось довольно, и богоравный герой не мог уследить за каждой. Отпихнув вздрагивающее тело, Автократ повернулся к мойрам:

— Вы слышали, что я сказал?!

Ответа не было.

Больше Автократ не стал опрометчиво рубить паутину, оказавшуюся слишком прочной. Он протиснул свой клинок сквозь упругую сеть и вонзил его в бородавчатое брюхо ближайшей мойры.

— Тварь! Слушай, что тебе приказывают! Повелеваю оборвать зловонную жизнь Диомеда!

Впервые за бессчётные века размеренная работа рока была нарушена. Титанида зашипела рассерженной гусыней и вскинула суставчатую руку, на конце которой остро кривился тонкий серпик. Казалась, она сейчас нападет, и Автократ отвёл меч, чтобы защитить лицо, однако рука судьбы дёрнулась совсем в другую сторону. В последнюю секунду Автократ понял, что сейчас произойдет, но ничего не успел сделать. Неуловимым движением серп обрезал одну из нитей: серую, неприметную, но прочную, которой бы еще тянуться и тянуться…

Бесполезный меч брякнул о светлый камень.

Не обратив внимания на лежащие тела, мойры возобновили работу, вплетая тонкие судьбы людей в незримую ткань бытия.

Алексей Бессонов БАРОН, ДРАКОН UND САМОГОН

Батя, спасибо за консультацию.

…Когда-то (довольно давно, между прочим), то есть в те времена, когда Змей Горыныч имел не только три головы, а еще и три задницы, в некоем герцогстве проживал один барон. В целом, следует заметить, он был достаточно типичен. Носил то меч, то, по случаю, и шпагу, имел жидковатые усы, только пожалуй что вот в карты не играл — считал пустой тратой времени. В молодые годы ему случилось служить старшим брагоманом при дворе его светлости герцога Херцога, однако в положенное время с ним произошла неприятность, время от времени происходящая с некоторыми мужчинами: он женился. Женившись же, барон вскоре поспешил отринуть соблазны двора и удалился в имение.

Об имении следует сказать особо. В прежние еще более давние времена предок барона получил его за то, что, сопровождая пресветлого герцога Дубилиуса, напрочь отказался догоняться пивом в походно-охотничьей палатке своего повелителя, мотивируя это тем, что светлое необходимо пить только в поле, глядя на звезды. Герцог, заметив в своем верном оруженосце признаки истинного, непоколебимого просветления, тут же даровал ему не только то поле, где он собирался выпить свою кварту, а еще и некоторые земли в округе. Земель оказалось не так чтобы мало, но много не бывает, отчего несколько поколений потомков знаменитого просветленца изрядно судились с соседями, постепенно отсуживая у них кусочек за кусочком — то за гусей, кои поимели наглость отчекрыжить тестикулы любимому коту старшего конюха баронессы, то за трактор, упавший в канаву на меже и загнивший аккурат в канун Дня Всех Девственников, испортив, таким образом, урожай гречихи на полях столь почтенного семейства; дело шло медленно, да верно. К тому моменту, как наш благонравный герой вступил во владение своим имуществом, землицы уже набралось порядком. А звалось имение — Кирфельд.

А как же, интересно, иначе?

Девица, на которой нашему герою случилось жениться, была известной Брюхильдою фон Шнаабс и сызмальства отличалась немалым здоровьем — так, она могла мелкими глотками испить целый стакан «Русского стандарта», нисколько при том не поперхнувшись, а уж коль дело доходило до изысканной южной марки «Гетьман», то равных ей не было вовсе. В весьма краткий срок новоиспеченная баронесса Кирфельд произвела на свет двух дочек, одна другой краше, после чего со всем пылом занялась хозяйством. Нужно сказать, что трактором прославленной фирмы «Пуперпиллер» она мастерски владела с детства, а также умела холостить поросят, достигнув в этом тонком искусстве немалых высот. Наймиты уважали ее до слез. Всякий раз, как только близился очередной праздник, они по подписке подносили ей бутыль настоящей «Хортицы», заказываемой у гордых хозяев далеких степей, и радовались, глядя, как хозяйка со вкусом разглядывает высокую, дивной в тех краях архитектуры, золотую пробку на винте.

Барон же скучал. Да и как ему было не заскучать: дочки росли, как грибы на берегах неведомой Припяти, жена все свое время проводила то в поле, то на свинарнике, то с приказчиками и многочисленными управляющими. Охотничьи угодья особого удовольствия не приносили, так как от зайчатины с бароном случался устойчивый запор, а волка, как известно, есть не станешь. Однажды в душе барон понял, что его настигла преждевременная старость: стал седеть лобковый волос. Оглядев на всякий случай правую подмышку, барон тяжко вздохнул и дал себе слово завтра же взяться за дело. Но, как это часто бывает, дело нашло его само.