Фэнтези 2005. выпуск 2

— Рудольф, — покойная императрица протянула руку для поцелуя, — я не ждала вас сегодня. Что вас привело в Вольфзее?

— Разрешите задать вам тот же вопрос. — Руди коснулся губами теплой кожи. Если мать после смерти не сочла нужным поменять привычки, зачем это делать живому? — Прошу простить мою несдержанность, но я готов был поклясться, что вы мертвы.

— Потомки Вольфганга бессмертны. — Мария-Августа переложила красную даму на черного короля и отложила колоду. — Мы уходим, это так. Но мы остаемся. И вы останетесь, когда пробьет ваш час.

— Изумительная новость, — поднял бровь Руди, — я рискую показаться непочтительным сыном, но прежде чем продолжить разговор, хотел бы увидеть вас в зеркале. Что у вас есть тень, я заметил.

— Я извиняю вас, — надменно произнесла императрица, — вы поражены тем, что видите. Я предпочла бы, чтоб наша встреча произошла позже, но вы — мой сын, и ложь была бы неуместна. Дайте руку.

Если он не сошел с ума, не спит и не пьян, то это происходит на самом деле. А если ничего нет, то и его здесь нет. Рудольф обошел столик и слегка наклонил голову:

— Прошу вас.

Мария-Августа спокойно оперлась о руку сына. До свадьбы на всех церемониях мать поддерживал Людвиг, после его женитьбы эта обязанность перешла к Руди.

— Смотрите.

Огромное зеркало отражало гобелен с охотящимися волками. На его фоне стояла одинокая женщина в пурпуре, себя Руди не видел.

— Зеркала Вольфзее не отражают живых, — сообщила вдовствующая императрица, — я мертва, и вы меня видите. Вы живы, и для Небельринга вас не существует. Отведите меня назад.

— Как вам будет угодно.

В балладах мертвецы закутаны в саван, их руки холодны, как лед, а прикосновение приносит смерть. Рыжий Дьявол никогда не боялся мертвых, не испугался бы и сейчас, окажись мать воющим призраком или скелетом с горящими глазами, но она раскладывала карты и носила платья со шлейфом. Это было чудовищно, но Руди держался, потому что огонь гасит огонь, а страх вытесняет страх. Он слишком боялся за Милику и Мики, чтобы падать от ужаса при виде покойников.

Рудольф дождался, пока Мария-Августа села, знакомым жестом расправив юбки, и опустился в кресло напротив. Он был совершенно спокоен. Даже спокойнее вдовствующей императрицы.

— Как вы здесь оказались? — Глаза матери требовательно блеснули.

— О, совершенно случайно. — Мертва она или нет, но она всегда ненавидела Милику, и вряд ли что-то изменилось. — Я раскрыл заговор, и мне захотелось развеяться.

— Заговор? — Серые глаза обжигали, но Рудольф был достойным сыном Мари-Августы. Он выдержал взгляд мертвой, как выдерживал взгляд живой.

— Ничего страшного, матушка. Один не очень умный человек решил от меня избавиться. Я подсказал ему место и время, теперь он в моих руках, завтра вечером его убьют. Но, Ваше Величество, все это не идет ни в какое сравнение с вашим появлением. Итак, в Вольфзее живете вы, а не кормилица Людвига?

— Я здесь бываю, — мать вновь взяла карты, — иногда. Берта хранит Вольфзее для Ротбартов. Когда она умрет, ваша супруга найдет ей замену. Зельма слишком слаба.

— Моя супруга? — Самое время прочесть «Pater Noster», только как? Прямо или задом наперед? — У меня нет супруги.

— Хранительницу Вольфзее, — Мария-Августа разложила еще один ряд карт, — выбирает императрица. После рождения наследника.

— Императрица, но не принцесса. — Была ли здесь Милика? Видела ли ее мать? Впрочем, Берта не так уж и стара, почему бы ей не дожить до свадьбы Михаэля?

— Михаэль не будет править, — слова падали, как камни в колодец, — у него дурная кровь.

Михаил и Люцифер! Неужели у ненависти нет предела?

— Матушка, Михаэль — законный сын Людвига, его ничто не лишит короны.

— Кроме смерти, — возразила мать и сняла пикового туза.

— Дьявол!

— Рудольф! — Мария-Августа медленно поднялась во весь рост. Что у нее с глазами? Только что были серыми, а теперь желтые, как у него самого.

Руди тоже встал, хоть и не слишком быстро. Страх не то чувство, которое нужно выказывать.

— Да, матушка, я — Рудольф Ротбарт. И я никогда не подниму руку на сына Людвига.

— Вы — хороший брат, — мать вновь выглядела спокойной, но глаза остались звериными, — но вы прежде всего Ротбарт.

— Я помню. — Если она осталась прежней, то он уж точно не изменился. И не изменится.

— Помнить не значит понимать. Миттельрайх жив Ротбарта-ми, а Ротбарты — Миттельрайхом. Задумайтесь над этим.

— Мне некогда об этом думать. — Дьявол, к чему она клонит?! — Я так живу. Шестой год.

— Хвала Луне, я родила настоящего волка. Жаль, всего одного. — Мать вновь опустилась в кресло. — Садитесь и слушайте.

— Вы полагаете, ваши слова собьют меня с ног?

— Сейчас не время шутить!

Дьявол, он не может сидеть здесь с матерью, жива она или нет, не узнав, где Милика и Мики! Но если кто и знает об этом, то мать. Ее нужно разговорить, но как?

— Я слушаю, матушка, но мне нужно вернуться в Витте до рассвета.

— Вы вернетесь. — Она казалась довольной. — Я не намерена задерживать вас дольше, чем требуется.

А уж как он не намерен задерживаться! Руди заложил ногу за ногу и откинулся назад, выказывая почтительное внимание, но не более того.