В Аргимар к ризам Богородицы стекалось много люда разных званий. Толчея и шум стояли, как на ярмарке. Воры сновали в толпе, срезая кошели. На площади Святого Креста слышался за гомоном и вскриками свист бича. Прохожие судачили о том, что нынче двум ворам отрубят руки. У портала собора, торговали четками и оловянными образками, нищие пели о Лазаре и клянчили милостыню. Госпожа из носилок велела раздать пригоршню медных грошей, чтобы убогие молились об Эрменгарде.
Тут-то, пиная нищих и расчищая путь ножнами, подошла компания дворян-молодчиков, по запаху судя, изрядно выпивших в корчмах Аргимара. Во главе их чванился, как первый петух в курятнике, развязный и надменный щеголь в крашеном платье и плаще, волочащемся по грязи.
— Адриен, распорядись, чтобы меня несли в правый трифорий, — давала тем временем указания Альберта. Она старалась, чтобы носилки не привлекали праздного внимания.
— Так я спросил вас, — настаивал щеголь, по всему видно, главарь удальцов. — Потрудитесь мне ответить, чтобы я не счел ваше молчание оскорбительным.
— Здесь Ее Сиятельство Альберта Бертольфин, — сдержанно молвил Адриен. — Сударь, вы премного меня обяжете, если не станете утомлять госпожу своими речами.
— О, Альберта Сокровенная! Какая встреча! Почту за честь засвидетельствовать монсьорэнн свое почтение. Позвольте мне…
— Госпожа не расположена к беседам. Прошу вас, сударь, не задерживайтесь здесь.
— Завидная невеста! — горланил щеголь, и приспешники его нестройно хохотнули, гримасничая. — Говорят, она трехгорбая, как тролль. Боже, за один ее поцелуй я отдал бы что угодно. Я знавал многих благородных дам, но такую…
— Сударь, — Адриен взялся за меч, и стража повторила его жест, — извольте принести даме извинения, чтобы вам не пришлось сожалеть о своих словах.
Хмельные дворянчики, сердито загалдев, тоже протянули каждый правую руку к левому бедру. Но из носилок послышался сиплый голосок:
— Сьер Адриен, не затевайте ссоры! Пусть монсьер, который говорил о поцелуе, подойдет.
Щеголь, горделиво смерив взглядом Адриена, приблизился и поклонился:
— Монсьорэнн, Ваше Сиятельство… Я уверен, что все нелепые слухи о вас — ложь от первого до последнего слова. Я буду совершенно счастлив облобыза…
Занавеси носилок взметнулись, из темноты портшеза выбросились тощие руки цвета торфа и рывком втянули щеголя внутрь до пояса; ноги его неистово задрыгались, он завопил, тщетно стараясь вырваться.