Все это Стократ частью услышал, частью домыслил; он стоял на пороге ухоженного, с виду зажиточного дома. Тем заметнее был беспорядок: брошенные тряпки, подсохшие лужи на полу, опрокинутая корзинка с рукодельем. Женщина смотрела на него воспаленными, глубоко запавшими глазами:
— Ты правда колдун?
— Да.
— Ты поможешь мне?
В ушах Стократа болезненно аукнулось: «Ты поможешь нам? Ты ведь можешь нам помочь?!»
— Что у тебя случилось?
— Идем…
Он вытер сапоги о половик у двери. Ступая по чисто вымытым ступенькам, поднялся за ней на второй этаж.
На постели лежал младенец, завернутый в одеяло. Стократ остановился, озадаченный.
— Я нашла ее в лесу, — сказала женщина.
Стократ нахмурился.
…Я нашел его в лесу, сказал бродяга в приемной воспитательного дома. Какая-то сука выкинула на погибель, нет, чтобы в приют отнести! Вот, возьмите, он живой еще…
— Господин? — с беспокойством спросила женщина.
— Подкидыш, — повторил он со вздохом. — Хочешь, чтобы я отвез ее в воспитательный дом?
Женщина странно на него поглядела. И развернула одеяло. Маленькая девочка, не больше месяца от роду, проснулась и жалобно запищала.
Стократ смотрел на нее, чувствуя, как дыбом поднимается борода. Младенческая кожа была покрыта тончайшим рисунком — плечи, грудь справа; Стократ зубами стянул перчатки. Поглядел на свои руки, не решился коснуться:
— Поверни ее.
Женщина перевернула младенца, и Стократ увидел детскую спинку. Крохотное баронство Гран, еще целый Выворот, Лесной Край, Лысое Взгорье…
— Ты видишь, она плачет! — закричал шепотом, чтобы не напугать ребенка, чтобы сильнее не испугаться самому. — Накорми ее! Дай воды!
— Я не брала бы ее, — невпопад ответила женщина. — Я растерялась… Но она лежала прямо на земле… Она больна? Это заразно? Что с ней? Ты знаешь?
— Где ты ее нашла? — безнадежно спросил Стократ, глядя, как женщина пытается утешить ребенка тряпицей с жеваным хлебом. Девочка не хотела это есть и, наверное, не могла. — Послушай, где можно найти кормилицу?
Он различал стороны света просто и естественно, как верх и низ, ему не нужны были ни солнце, ни звезды. Вдова, по ее словам, нашла девочку в лесу — слишком далеко от человеческих поселений.
Может быть, злые люди похитили ее, а потом оставили? Зачем похитили, зачем бросили, обрекая на смерть? Стократ не верил в беспричинную человеческую злость — только в корысть и своеволие. Да еще в трусость.
Любвеобильная девица спрятала в лесу свой позор? Но зачем было идти далеко — оставила бы у дороги, и совесть, глядишь, не так грызла бы, ведь прохожие не дадут младенцу пропасть…
Он шел через нехоженый лес — туда, где, по словам вдовы, она нашла ребенка.
— Там было что-то? Записка, пеленка?
— Там… было.
— Что?
— Посмотри сам.
— Ты это там и оставила?!
— Посмотри сам…
Голодная девочка плакала, не давая женщине спать, не давая Стократу спокойно думать. Вдова пообещала найти кормилицу в ближайшем поселении. Но только когда Стократ вернется.
Мир, думал Стократ, вспоминая голые пятки, торчащие из-под одеяла. Кто назвал тебя — Мир?
И что изменится, если назвать тебя иначе? Роз, например. Или Пышка. Или…
Он остановился.
Вот место, о котором говорила вдова. Глубокий мох, и на нем не то пух, не то вата. Женщина говорила: я нашла ее в тонкой тряпице, которая потом расползлась по нитке. И еще там был пух. Откуда? Не знаю. Будто выпотрошили дорогую перину и тончайшим пухом покрыли землю и мох. Лучше бы кошелек оставили с парой монет, бессердечные негодяи.
Стократ огляделся. Удивительно, что первой на младенца наткнулась вдова, а не волчица. Или волки были здесь? Чуть дальше, на склоне, можно различить на песке следы волчьих лап…
Он принюхался. В лесу пахло горелым. Не очень свежий запах, но и не очень старый.
Костер? Нет. Едкий, нехороший привкус странного дыма. Откуда?
Скоро он понял.
Пять молодых сосен лежали звездочкой — верхушками в разные стороны. У вывороченных корней чернела сажей яма; на дне громоздилось нечто вроде железной печки с отломанной трубой, с вырванной заслонкой. Изнутри печка была наполнена белым, едва тронутым гарью пухом.
Он не хотел подходить близко. Потом все-таки подошел, перелезая через корни. В глубине железной печки прятался свиток, похожий на древнюю карту.
Стократ, задержав дыхание, сунул руку туда, внутрь. Вытащил свиток и развернул его на колене.
Это вовсе не была карта, хотя очертания ткани повторяли абрис обитаемого мира. Это был рисунок, вернее, череда рисунков и знаков.
Послание.
В своих странствиях он научился не только читать по губам, не только понимать чужие языки. Он легко мог собрать из мельчайших осколков разбитую тарелку — потому что различал смысл всюду, где видел малейшую связь. Только он, наверное, из всех живущих и мог прочитать это письмо.
Подарок, говорили знаки, похожие на крохотные детские рисунки. Мир. Жизнь. Дыхание. Подарок в знак мира. Примите, ходящие на двух ногах, этот подарок в знак мира, и помните — ваш мир смертен. Берегите его…
Стократ долго сидел на поваленной сосне, крепко зажмурив глаза, с обрывком ткани на коленях.
Огня в верхнем окошке не было.