Фэнтези-2011

Таким же неясным — как набросок неумелого художника — выглядит девичье лицо, прижавшееся к оконному стеклу на верхнем этаже дома. Оно вскоре пропадает из виду — для тех, кто уплывает, а для тех, кто смотрит, — исчезает барка, и остается лишь остров над бездной. В которой безмолвно движутся подводные чудовища, и тьма, и сияние.

МОГУЩЕСТВО КАЛЕКИ

МИХАИЛ КЛИКИН КУЗНЕЦ И КОЛДУН

По узкой улице, вымощенной осиновыми торцами, держась черной правой стороны, где в сточной канаве протекал вонючий ручей, шагали старик и мальчик. Было темно, хотя ночь еще не наступила, но они уже не спешили, не надеясь сегодня вернуться домой. Они искали место для недорогого ночлега. Если бы не мелкий дождь и холодный ветер, они, наверное, устроились бы спать под открытым небом и были бы очень довольны, сэкономив таким образом мелкую монетку.

Старик и мальчик возвращались с осенней ярмарки. За плечами старик нес короб с нераспроданным товаром: глиняными свистульками и рябиновыми дудками. Мальчик шагал налегке, пряча правую руку под одеждой — в руке он крепко сжимал сахарный пряник. Это было его единственное сладкое лакомство за целый год — каждую осень старик покупал для него такой пряник в лавке у знакомой краснолицей бабы; каждую зиму, каждую весну и каждое лето мальчик вспоминал то угощение и с нетерпением ждал новой ярмарки.

Они нашли приют в конце улицы — за высоким забором постоялого двора. Одноглазый хозяин не позволил войти им в дом, сказал сердито, что все места давно заняты, но, взяв плату, разрешил устроиться под навесом старой коновязи. Там уже горел огонь в небольшом очаге, сложенном из камней, там в закопченном котелке кипела пустая похлебка, и несколько босоногих голодранцев, бурча животами, поочередно черпали горячее одной ложкой.

Старик и мальчик, немного смущаясь, погрелись и обсушились возле общего огня, потом отошли в сторону, забрались в большое корыто, набитое соломой, укрылись рогожей и съели по луковице и куску хлеба.

— Видишь человека, что лежит под дождем? — тихо спросил старик у мальчика.

— Да, — так же тихо отозвался тот, отщипнув маленькую сахарную крошку от пряника и положив ее в рот.

— А знаешь, кто это?

— Нет.

— Это Железный Хесим, могучий и ужасный.

— Он ужасный, — согласился мальчик, убрав пряник в карман. — Но он не могучий.

— Сейчас это так, — согласился старик. — Но когда-то всё здесь подчинялось ему одному.

Мальчик долго разглядывал обрубок человека, лежащий на краю коновязи. Несчастный калека-оборванец мок под дождем, и никому не было до него дела. Безногий, он тянул единственную руку к каждому, кто проходил рядом, и жалостливо стонал, но никто даже не смотрел в его сторону.

— Что с ним случилось? — спросил мальчик.

— Он всегда такой был, — ответил старик. — Если хочешь, я могу рассказать его историю.

— Хочу.

— Ну, тогда слушай.

* * *

Кузнец и Колдун жили рядом.

Дом Кузнеца стоял на краю леса возле запруженного бобрами ручья, а Колдун обитал за ручьем, в глубине замшелого темного ельника, где на засыпанной мертвой хвоей земле росли кругами только бледные ведьмины грибы. У Кузнеца была дочь, невеликая ростом, тонкая костью, но на удивление сильная и крепкая. У Колдуна детей не было, зато все обитатели леса считали его за своего.

Что Кузнец, что Колдун — оба они были нелюдимы, но редких гостей всегда привечали, прочь не гнали: раз уж добрался сюда человек, раз преодолел страх и дорогу непростую, значит, дело у просителя действительно важное.

Так оно всегда и выходило: кто-то искал лекарство для смертельно больного родителя, кто-то просил наладить заморский механизм, великие непогоды предсказывающий, а кто-то просто испрашивал совета, как заново строить порушенную жизнь.

Тяжелое это было время, непростое — от него и прятались в глуши Колдун и Кузнец. Всякое про них рассказывали, но никто не знал, что в этих рассказах правда, а что людские придумки. Одно только было известно точно: то, что умели Колдун и Кузнец, простым людям дадено не было.

* * *

Однажды в летний день Афила Заступника к дому Кузнеца приехали гости, привезли на телеге страшный груз в груде залитой кровью соломы.

Вышел хозяин на крыльцо, встал у двери, на молот опираясь, из-под густых бровей на чужих людей черными глазами недобро зыркая — запряженная лошадь и та от его взгляда взволновалась, попятилась. Замялись гости, переглянулись, подошли к крыльцу опасливо, часто кланяясь, извинения бормоча. На прямой вопрос Кузнеца, с чем пожаловали, прямо ответили, что привезли раненого, от которого другие лекари отказались.

Пожал Кузнец могучими плечами, удивился вслух: разве кузнецкое это дело — болезных лечить? Заговорили гости наперебой, о любой помощи упрашивая; про Колдуна, живущего рядом, вспомнили, его позвать попросили — уж он-то, известное дело, даже мертвого поднять может.