Вода потоками стекала по ее волосам. Тонкая рубаха облепила стройное тело, и сквозь материю отчетливо проступили розоватые соски. Неожиданно осипшим голосом Коросс спросил:
- Так с чего такая неожиданная нелюбовь к воде?
Ее распахнутые широко глаза затягивали, словно морская пучина. Мысли куда-то разлетелись, оставив в голове звенящую пустоту. Как издалека до него донесся жалобный голос:
- Отпусти меня...
- Нет, - покачал он головой, зачарованно дотрагиваясь до ее губ.
Мягкие и нежные. И это было важнее слов. Пальцы нерешительно замерли, а потом двинулись к бьющейся на шее тонкой жилке, спустились ниже...
- Не надо, Коросс, - прошептала девушка, - не мучь меня.
- Тебе неприятно? - удивился Коросс, продолжая погружаться в странное состояние невесомости.
"У тебя есть Даосса. Что тебе я?" - в голове звенели колокольчики, а слова угадывались по движению ее губ. Таких сочных и невинных. Слегка припухших и дрожащих как у обиженного ребенка.
- Арона, ты ревнуешь? Между нами ничего не было, да и быть не может, - руки продолжали скользить по нежным изгибам девичьего тела.
- Может, пока нет, а потом будет. С ней или другой красавицей, достойной тебя, - возражала она слабеющим голосом. - Не будь жестоким - отпусти меня! У нас с тобой нет будущего.
"А вот тут она права", - подумал Коросс, приходя в себя.
Еще год, от силы два - и он, чтобы стать настоящим правителем, отправиться строить свою Башню. Он верил в это, чтобы не говорили недоброжелатели. Сколько пройдет времени, когда он вернется обратно на Эолу? Для тех, кто находится в Башне, время умирает. Возвращаются они оттуда более уверенными и, конечно, более могущественными. Но физически их изменения не касаются. А вот мир, который правители оставляют, меняется во время их отсутствия сильно. Митросс часто любил повторять, что возвращение - это всегда встреча незнакомцев, даже если до расставания они были самими близкими люди. Но, по крайней мере, домочадцам в отсутствие Коросса ничего не будет угрожать. А что случиться с Ароной за то время, пока его не будет? То, что пришло в голову Даоссе - далеко не оригинальная мысль. К вопросу улучшения кровей в Домах Кросса всегда относились как к задаче стратегической важности.
Очарование местности померкло. Вода стала приторно теплой, а изрезанные осокой руки неприятно пощипывало. Злясь на себя, Коросс отстранился от девушки. Она, не удержавшись на ногах, плюхнулась, снова с головой окунувшись в воду. Когда она вынырнула, Коросс уже выходил на берег, держа подстреленных девушкой уток.
- Прости, Арона. Пожалуй, я сам займусь обедом. Из тебя повариха - так себе.
Вскоре на берегу озера ярко пылал костер, а на ветвях сушилась одежда. Девушка, укутавшись в плащ, печально смотрела на язычки пламени, пока Коросс фаршировал тушки собранными им в лесу травками и кореньями. Когда утки повисли над покрытыми светло-серым налетом углями, он, прервал затянувшуюся паузу.
- Когда все закончиться, я попрошу Лэппэла забрать тебя с собой. Он позаботится о тебе.
- Это невозможно, - вздохнула девушка.
- Почему?
Арона посмотрела на него, покусывая губы. Желание обнять ее стало почти непреодолимо сильным. Коросс резко встал, намереваясь пройтись. Но тут Арона заговорила:
- Не сердись, Коросс. Я не поеду в Митриль, как не собираюсь ехать и в Кросс. Мне в горах привычно. А общество людей... Думаю, мне там будет также тяжело, как тяжело было в Голубом Доле.
- Понятно, - протянул Коросс, не зная, что сказать.
Арона, подумав, что он обиделся, умоляюще сложила руки:
- Ты мне очень нравишься, Коросс. Когда мы сражались с Ищущими, я накричала на тебя. Потом я всю дорогу думала об этом, кляня себя за это. Уж кто и должен был стать Источником, так только я, а не те несчастные девушки. Так я принесла бы хоть какую-то пользу. Знаешь, я даже буду счастлива, если ты решишь...
Коросс сел и притянул ее к себе.
- Не говори так. Ты самая необыкновенная девушка на свете. При виде тебя я совсем теряю голову. Когда ты рядом - мое сердце поет от радости. А твои глаза - мне хочется раствориться в них. Мысль, что с тобой может что-то произойти, для меня невыносима.
Она притихла в его объятиях. Такая уютная, родная. Коросс с трудом заставил себя отстраниться от нее и снова заговорил. Ему самому было непонятно, кого он сейчас пытался убедить: ее или себя. Как бы то ни было, получалось путано.
- Только я не имею права давать волю своим чувствам. То, что случилось на озере.... Я не должен был так себя вести. Это нечестно по отношению к тебе... Ты права. У нас с тобой нет будущего. На мне лежит долг. Я не могу преступить через него даже ради тебя.