«Ну, все! Если декан не посчитает нужным меня спасти, то это конец! Мне совершенно точно конец! Но… успеет ли он?!» — мелькнула мысль в моей голове, когда я взвизгнула и зажмурилась, ожидая убийственного падения.
Правда, сколько не жду: ничего не происходит. Пронзительный, местами холодный ветер перестал трепать мои волосы и беспощадно кусаться.
— Скажем так: все не так плохо, как я мог подумать, — слышу довольно близко (я бы сказала прямо над ухом!) голос декана, и замираю, пытаясь понять, что происходит. А потому, боязливо открываю один глаз, а затем и второй.
Вижу лицо декана, и вновь замираю, затаив дыхание, потому что он слишком близко! Его глаза насмешливо сканируют моё лицо, впиваются своей синевой в сознание и не отпускают! А губы. Черт. Эти губы извиваются в сладостной, местами ироничной улыбке, и чувство, будто бы весь этот мир кружится, стерев всё вокруг, за исключением нас двоих, не покидает меня.
Я неожиданно дергаюсь, испугавшись впервые такой острой реакции на этого мужчину. Да так дергаюсь, что из сильных рук, шлепаюсь прямиком на землю!
Черт! Больно…
Не успеваю толком подумать о том, что произошло и, какой глупышкой я предстала перед ним в очередной раз, вдруг слышу смех. Его хрипловатый и заразительный смех.
Мои губы невольно растягиваются в улыбке, но я тут же хмурюсь, поднимаю голову, взглянув на мужчину, и не поверив своим глазам, пару раз моргаю. Но нет! Моя голова в порядке. А значит это - не галлюцинации!
Угрюмый некромант по кличке «айсберг», смеётся! А я уж думала - это невозможно!
В такие моменты, как этот, мне хочется зажмуриться и блаженно улыбнуться, бесконечно слушая его голос. Но… Мозг наконец пробивается сквозь чувственную завесу и начинает подкидывать разумные мысли. И, если немного подумать и посмотреть на это с другой, не с чувственной стороны: он смеётся надо мной!
Надо мной!
Ох уж эта «тактичность» мужчин!
— Из вежливости могли бы подать мне руку, раз уж смех сдержать не в силах! — обиженно парирую я и самостоятельно поднимаюсь, поджав губы. Мимоходом отряхиваясь и, вновь смотрю на мужчину.
Он больше не смеётся. Но его губы не перестают извиваться в лукавой улыбке.
Н-н-екромант! Что б его!
— Оставаться с тобой серьёзным, становится все сложнее, — неожиданно выдаёт он, глядя на меня, и я теряюсь под двусмысленностью этих слов.
В его глазах плещется безумный огонь. Челка снова падает на глаза. Рубашка расстегнута на первые три пуговицы, открывая крепкую загорелую шею и маленький кусочек груди. Ресницы трепещут, когда уголки его губ, слегка приподнимаются в улыбке.
Я таю на краткие доли секунд, но тут же беру себя в руки, напоминая о ледяной стене, между нами. Хотя его слова не перестают отдаваться эхом в моей голове.
Ещё бы знать, что все это значит?! Он снова насмехается надо мной, будто бы я придворный шут. Или же… Или же их можно принять за нечто большее?.. За то запретное, что постоянно вертится в моих мыслях.
Нет!
Я сглатываю и беру себя в руки. Но порой нагаданные иллюзии причиняют вполне ощутимую боль. Прямо, как сейчас. Поэтому я злюсь и с силой сжимаю руки, надменно сказав:
— Признаться честно, я даже удивлена: как с вашим статутом, вы можете так легко забывать о манерах.
Знаю. Это неправильно: срываться на нем. Но порой, мне кажется, словно внутри меня слились воедино: ненависть и любовь. И контролировать эти чувства, безумно сложно.
После брошенной мной фразы, складочки в уголках его глаз, тут же разглаживаются. Свет, что несколькими секундами назад искрился в его глазах - гаснет. Губы перестают извиваться в искренней улыбке, и взгляд… Взгляд снова становится прежним, являя: скрытность и отчуждение.
— На сегодня полосы препятствий достаточно. Перейдём к тактильным приёмам, — отстранённо произносит Сай, словно несколькими минутами назад не спас меня и не смеялся так легко и непринужденно.
Нет. Я ошиблась. Ошиблась и в себе тоже. Потому что я дура. И, кажется, только что, самолично воздвигла, между нами, вторую стену.
По мере того, как я мысленно корю себя, понимая низость собственных действий, он неожиданно снимает плащ и остаётся лишь в чёрной рубашке, рукава которой развиваются по ветру.
Я сглатываю и с недоумением смотрю на мужчину, думая при этом: «Вселенная ты точно надо мной издеваешься!»
— То есть? — сглотнув все же уточняю.
С этого мужчины станется, втянуть меня во что-нибудь этакое!
Он поднимает на меня неоднозначный взгляд и усмехается, укоризненно качнув головой. Ну, а я, что!? Как тут можно было не подумать о чём-то неправильном, если смысл слов, кхм, довольно прост.
— То есть боевое искусство, — сделав выжидательную паузу, поясняет он.
Я суплюсь, но все же снимаю куртку и остаюсь в одном свитере, чтобы ничего не мешало. Зябко ёжусь, сложив руки на груди, и смотрю на мужчину.
Нет. Вот почему у меня такое чувство, словно решил меня добить меня так, что, когда я умру: придраться будет абсолютно не к чему!