- Надо ж как бандюки распоясались! Людей посеред дня грабить да резать. Хорошо хоть живым Стас остался. А добро, так мир с ним, - живы будем, наживем. А я тут, пока Стасик спит, баньку растопила пораньше, грязный же весь - жуть. Все равно бы к обеду топить начали, да мы пораньше сходим - народ только к вечеру потянется мыться да париться. Так не до вечера ж ему поросенком ходить. Да к соседке заскочила, вон одежку на время одолжила. Его-то вся в тряпье превратилась. Да за шкаликом в корчму забежала. И после баньки хорошо, и такую встряску полечить надо, и за встречу полагается. Вот, проходи в хату за мной.
Вандерер про себя ухмыльнулся: "Что называется, я к соседке на минутку, а ты через час не забудь сделать то-то и то-то. Ох, женщины!"
Хозяйка, не переставая тараторить, отворила двери сеней и вошла. Вандерер потянулся за ней. После яркого света полумрак сеней показался почти непроницаемым. Но тут же в нем образовался яркий прямоугольник. Вошли внутрь. Светлая просторная и ухоженная комнатка с печкой у глухой стены, большим деревянным столом и лавками. Белые занавесочки на окнах. Стены из гладких бревен словно золотились оттенком светло-желтого дерева. Легкая дверь в горенку. Хозяйка заглянула на минутку туда и вернулась. Продолжила "разговор", нимало не смущаясь молчанием собеседника. Да тому и слова некуда было вставить.
- Спит еще, даже не перевернулся. И будить жалко. Да ты присаживайся. Вот. - Смахнула с лавки несуществующую пыль. - Я сейчас на стол соберу и разбужу. Перекусите, да в баньку. А потом и нормально посидеть можно, и стаканчик пригубить.
Женщина видимо успокоилась, и речь перестала напоминать тарахтение сороки, потекла плавно и даже мелодично. Не переставая говорить-напевать, каталась по дому колобком, занимаясь своим женским делом. Вандерер снял с себя амуницию и присел, осматриваясь и слушая хозяйку. Внутри что-то протестовало против задержки. Требовало немедленно продолжить путь. Чувство было незнакомым и тревожащим. Постоянно нужно было сдерживать себя, чтобы не вскочить и не уйти. Удивление вызвало волну протеста, Вандерер решил пересилить это чувство и остался на месте.
- Дом мы еще с мужем моим покойным строили. Как сошлись да поженились. То, почитай, десять годков назад было. И Стас помогал строить, он плотник хороший. Муж мой Стасу в пятом колене родственником приходился. Да недолго пожили мы с ним. Уж пять годков как в город на ярмарку с обозом поехал и не вернулся. Тоже разбойники, чтоб они подохли, нелюди. Пятеро из деревни тогда не вернулись с той злосчастной ярмарки. И муж мой...
Под носом у женщины что-то подозрительно хлюпнуло. Но через минуту слова вновь потекли плавно и напевно.
- С тех пор одна живу. О детях-то вовремя не позаботились, молодые были, глупые. Ничего, справляюсь. Огородик держу. Да за околицей поле. Овощи ращу. У меня они хорошо удаются. Что корчмарь скупает, что на торгу продам, и себе хватает. Не бедствую. Мужик только надо. Не, по хозяйству я и сама справляюсь. Постель согреть да в постели приласкать. Я уж скольких перебрала. Кого так, в охотку, а с кем и с дальним прицелом ложилась. Не наших, не деревенских - не хватало еще мне с нашими бабами перессориться.
У Вандерера потеплели кончики ушей. Почему-то ему казалось, что это женщин должны смущать подобные темы. А вот, поди ж ты. Или это не его убеждения? Ведь что он, в сущности, знал об этом мире и его нравах? Почти ничего. Да и почему эти жизненные вопросы должны быть табу? Почему этих физиологических потребностей организма нужно стыдиться? Так можно и есть при людях начать стесняться.
Женщина хихикнула:
- Много мужиков перепробовала. Когда по мужу убиваться поустала. Да с кем и не прочь бы дальше знакомство водить, те кто женат, кто еще что. Да больше по душе не пришлись. Стас так тот сразу приглянулся. Хоть и не видный он из себя, а жилистый и работящий. Да не это главное. Добрый он, душевный. Да уж четыре года как сам себя хоронит. Он в тот год, когда мы своим хозяйством зажили... Ой нет, кажись на следующий, в солдаты подался. Не сиделось ему на месте. В егерях служил. Воевал. Оттуда жену себе привез. Чернявая такая была, худенькая.
За болтовней хозяйки Вандерер и не заметил, как стол прошел все стадии от голого деревянного, до накрытого белой скатертью и уставленного снедью. Видимо закончив с приготовлениями, хозяйка присела на краешек скамьи и подперла рукой щеку.