Феодал

— Ты рассказывал.

— Ну так слушай дальше: дурилки — редкость. У меня одна, у Люкера тоже одна, а у Магнуссона или, к примеру, Шредера их вообще нет. У Бао тоже. Зато есть у него одно место… странное, короче, место. Надо думать, совсем редкое. Оно не делает человека ни умнее, ни глупее. Оно просто меняет его личность. Вошел одним человеком — вышел другим. Память осталась, а темперамент, мысли и прочее «я» — уже иное.

— Обменник, — сказал Николай и хрюкнул.

— Что?.. А, ну да, можно и так назвать. Пусть будет обменник. Наверное, Бао им пользуется, водит туда кое-кого. Для перевоспитания. А то почему от него к соседям почти никто не приходит на переселение? Потому что китаец?

— Стало быть, если человек жмот и тварь, то обменник из него ангела сделает, так, что ли?

— Не так. Шредер говорит, нельзя заранее угадать, что получится. Одно ясно — из обменника выйдет другой человек. Какой — неизвестно.

Николай состроил недоверчивую рожу. Какой русский мужик поверит просто так? Начальство, по его мнению, для того и существует, чтобы пудрить народу мозги. С ним, начальством, держи ухо востро. Хотя все равно обманет — не в том, так в этом.

— Ладно — Шредер… Он-то откуда знает? Такой же хрен с бугра, как и ты…

— Информация просачивается. Где именно — вопрос второй.

— А Бао твой что говорит?

— А ничего он не говорит, — сознался Фома. — Зачем ему такое чудо рекламировать? Я бы на его месте тоже помалкивал. До поры. А потом драл бы нещадно с желающих попользоваться… — Он вздохнул. — Но Автандил того стоит.

— Бляха-муха! Там твоему грузину мозги вправят, что ли?

— Он сам себе их вправит. Надеюсь. Изменится характер — изменится мотивация. Мозги перенастроятся, мысли пойдут иным путем. Разомкнется цикл. Отчего люди с ума сходят? Я не психиатр, но, думаю, оттого, что мышление у них зацикливается на одном и том же. Решит он после обменника свои проблемы или отбросит их — мне до лампочки. Мне Автандил нужен.

— А он тогда будет уже не Автандил, петух его затопчи, — резонно возразил Николай.

Фома вздохнул.

— Сам знаю… А что делать? Надо рискнуть. Гибнет человек.

— Ага. Гибнет. А я тут, скажешь, не гибну?

Николай удачно сменил тему. Главное, вовремя. Чуял, что уж теперь-то его претензия сменить место жительства будет наконец услышана.

— Плохой разве оазис? — Фома изобразил непонимание.

— Да чего в нем хорошего? — поразился Николай. — Сам глянь. Не растет же ни фига.

— Работать надо, тогда и вырастет.

— Ага! А ветер этот гадский? А зеленый металл?

— Где ты его видел? — сейчас же спросил Фома.

— Где, где… На огороде. Копнул лопатой — приходи кума любоваться. Во-от такенная глыбина.

— Ну а ты что?

— Закопал, конечно, сразу. И место огородил. Дурной я, что ли? Он же радиоактивный на фиг!

Фома только кивнул в ответ. Зеленый металл встречался на Плоскости редко, обычно в виде крохотных блесток. Давным-давно Нсуэ показал Фоме один овражек, где, изумрудно блестя, лежал изумительной красоты самородок величиной с кулак, и предостерег: не лезь, в руки не бери и близко не подходи, опасно. Почему опасно, бушмен не сумел толком объяснить, а байку о радиоактивности Фома услыхал много позже, от Перонелли, кажется. На самом деле никакой радиоактивности в зеленом металле не было и в помине, если только не врал выспанный дозиметр. Зато было в нем что-то еще, какая-то неприятная эманация, весьма не полезная для здоровья. Не зря ведь потом прицепилась к Фоме непонятная хворь и целый месяц мучила приступами слабости.

— Ну, «зеленка» — ладно… Подумаю. А ветер ты мог бы приспособить для дела. Построил бы ветряную мельницу. А то и дождевальную установку… на парусах. Не по силам, что ли?

— Ага, построил бы, — обиделся Николай. — Из чего?

— Была бы охота, а материалы найдутся. Я бы помог. Что, руки не из того места растут?

— Да ты… — задохнулся Николай. — Да я в совхозе двадцать лет на тракторе отышачил, бляха-муха! Комбайн знаю. Иномарки дачникам чинил. Руки! Во сказанул, петух тя затопчи! Да мои руки…

Со всяким другим он без разговоров полез бы в драку. Пробовал было и с Фомой — в первый день знакомства. В тот же день схватил суть: начальство имеется и здесь. Везде, петух тя затопчи, оно есть, где больше одного человека. Закон природы.

Фома, по его мнению, был бугром с понятием. Хоть и городской, за версту видно, но не сука. Что странно. И в морду без дела не тычет.

— Что ишачил — верю, — ухмыльнулся Фома, не дослушав версию Николая об уникальном качестве его рук. — Все ишачат, вот только работать никто не умеет. Ну, переселю тебя в другое место — ты там стахановцем станешь? А может, Кулибиным?

— А чё, может, и стану! Какие мои годы.

— Рассказывай сказки. Ладно, уговорил: устрою тебе перевод внутри корпорации.

Смысла фразы Николай не осилил. Поморгал в ответ, отпустил несколько междометий, поразительно похожих на матюки, и замолк озадаченно.

— Я говорю: поможешь с Автандилом — будет тебе другой оазис, — пояснил Фома. — Только учти: идеальных мест и на Земле не бывает, а уж на Плоскости… Гляди не пожалей потом.

— Ха, бляха-муха, а чего мне жалеть-то? Когда выходим?