Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

В XVI в. Франция представляла собою страну, нравы и учреждения которой носили на себе резкий отпечаток средневекового строя. Благодаря усилиям, ловкости и способностям королей, большая часть провинций, составляющих современную нам Францию, была включена в состав французского королевства, но почти каждая из них представляла отдельное, независимое целое. Не вдруг присоединены были они к королевству, а постепенно и чаще всего путем уступок, вызывавших известные условия, на основании которых провинция подчинялась властям. Благодаря этим условиям, часто составленным в виде письменных актов, хартий, провинции пользовались всеми теми правами и вольностями, которые они успели приобрести еще и прежние времена, времена независимости[133]. Очень многие из провинций имели свое независимое управление. Обитатели провинций вроде Лангедока. Нормандии, Дофинэ, Бретани и др. заведывали всеми делами области. Они выбирали из своей среды представителей на провинциальные Штаты, без согласия которых король не имел права взимать или увеличивать подати. Судебные дела ведались в особых, независимых друг от друга судебных учреждениях, или парламентах, ревниво оберегавших свои права против притязаний Парижского парламента[134]. Самоуправление не было лишь простою формальностью. Почти каждая провинция, особенно же окраинные, или недавно присоединенные, сильно привязаны были и к своим нравам и учреждениям, и к своим правам и вольностям[135]. Нововведения и реформы принимались крайне туго[136], встречая сильное и упорное, не всегда лишь пассивное сопротивление. Жители провинций привыкли смотреть на себя как на членов отдельных независимых частей, и в их глазах жители другой, хотя бы и соседней провинции, представляли собой отдельную «нацию»[137]. В каждой почти провинции существовал особый диалект, часто до того отличный от других диалектов, что лица, употреблявшие его, не понимали тех, кто говорил на другом диалекте, как, например, гасконцы и жители Нормандии, бретонцы и обитатели Лангедока. Подобное же различие, поддерживавшее разъединенность в среде нации, существовало и в тех законах, которыми руководились жители отдельных провинций. Правда, большая часть страны, лежащей к северу от Луары, руководилась обычным правом, к югу кодекс Юстиниана почти никогда не терял своего значения, но в формах передачи наследства, в законах о наследстве, как и во многих других отношениях, одна провинция резко отличалась от другой, соседней, источник законодательства которой был общий с первою[138]. Средства сообщения между провинциями, даже между городами, (что составляет одно из немаловажных подспорьев для централизации) были крайне затруднительны, иногда совсем почти прекращались. Лишь три или четыре дороги, носившие название королевских, поддерживались хоть сколько-нибудь, все остальные пути сообщения были крайне дурны. Зимою сообщение прерывалось даже между городами, лежащими друг от друга на несколько миль. Случалось, что одна область страдала от голода в то время, когда в другой соседней было изобилие в средствах пропитания. Резкое различие в ценах на продукты было в значительной степени результатом дурного состояния дорог[139]. В каком состоянии находились дороги, видно из того, что Екатерине Медичи пришлось из Парижа в Тур ехать три дня, несмотря на всю ту поспешность, с которой совершалось путешествие, что Лопиталь лишь в двенадцать дней мог добраться из Ниццы в Сен-Валье, а венецианский посол, Липппомано, делал всего по четыре мили в сутки.

Эти и суммы других условий в том же роде в сильной степени мешали объединению страны, препятствовали власти оказывать значительное влияние на провинции. Правда, как бы в видах большего подчинения областей центральной власти, короли стали назначать в каждую из них губернаторов как представителей Центральной власти. Но это не оказало особенного влияния на ход объединения, по крайней мере в первое время. Напротив, разъединение оставалось в полной силе, и власть прибавила еще новую и опасную силу к числу тех затруднений, которые она встречала на каждом шагу. Как представители центральной власти губернаторы провинций обладали самою неограниченною властью и принимали меры, делали предписания под личною своею ответственностью. Они карали и миловали виновных, установляли места для ярмарок и торговли, раздавали права дворянства буржуазии, узаконили незаконнорожденных, заведовали всеми делами и гражданскими, и уголовными[140]. С другой стороны, часто случалось, что звание губернатора одной и той же провинции передавалось по наследству, и губернаторы приобретали еще более прочное и независимое положение, являясь уже не только представителями власти, но и представителями провинций. Этим они увеличивали и свою власть, и свое значение и стали крайне опасны для королевской власти, которая начала подозрительно смотреть на их действия и постоянно посылала к ним указы с запрещением присваивать себе права верховной власти[141].