Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Если таково состояние страны, если она находится на краю гибели, и эта гибель явилась, как неизбежный результат удаления знати от управления делами государства, то необходимо принять решительные меры. Правительство, говорили политики, должно сознать свободные Генеральные штаты, вручить высшие должности знатным лицам и принцам крови, тогда только дела примут хороший оборот. Но правительство не созвало Генеральных штатов, на требование герцога Алансонского сделать его наместником государства ответило полнейшим отказом. Что должны были предпринять дворяне-католики, присоединившиеся к оппозиции? Теории публицистов партии политиков давали на это прямой ответ: в вооруженном восстании искать средств для восстановления попранных тираниею прав, и партия политиков решилась прибегнуть к этому единственному средству.

В гугенотской знати партия политиков могла найти и действительно находила полную поддержку. Гугеноты давно возбуждали католическую знать восстать против существующего правительства, писали к ней воззвания, и партия политиков вступила в тесный союз с гугенотами. Религиозная вражда и ненависть уступили место иным чувствам, а честолюбие и стремление во чтобы то ни стало захватить власть в свои руки перевешивали ту ненависть к гугенотам, которую питали прежде многие из деятелей новообразовавшейся партии. И вот католическая знать с Алансоном во главе торжественно заявила, что обеспечение религиозных прав гугенотов есть необходимое условие умиротворения государства, что правительство не вправе угнетать совесть подданных, преследовать их за их религиозные убеждения.

Партия политиков была, таким образом, вполне приготовлена для начатия открытой борьбы с властью и с нетерпением ждала лишь сигнала, который должен был подать Лану, чтобы нанести решительный удар правительству, произвести полную реформу в государстве, восстановить, как говорили ее представители, корону.

Настояния маршала Монморанси и Коссе, их просьбы вести дело мирным путем не оказывали, да и не могли оказать никакого влияния. Еще во время путешествия герцога Анжуйского Монморанси настаивал на том, чтобы герцог Алансонский, становившийся с отъездом Генриха в Польшу первым лицом в государстве и ближайшем к особе короля, употребил все усилия снискать доверие у короля, втерся к нему в милость и влиял бы на него, а вместе с тем направлял дела к выгоде и своей, и знати[1559]. Он тогда же обещал ходатайствовать перед королем в пользу назначение герцога генеральным наместником королевства вместо Генриха Анжуйского. Но ни его просьбы, ни заявленное самим Алансоном желание получить это место не имели успеха. Правда, король из ненависти к польскому королю и Гизам благосклонно относился к герцогу Алансону, но его чувства не значили ничего в этом деле[1560]: воля короля была в руках его матери, а она смотрела на назначение своего меньшего сына на место наместника королевства, как на сильнейший подрыв, даже, может быть, полное уничтожение своей власти и значения. Она знала, какое направление примут дела, раз Алансон будет допущен к этой важной должности, знала, что его приверженцы постараются уничтожить все, что сделано ею в пользу усиления власти короля, и твердо решилась воспрепятствовать плану маршала. Ее влияние перевесило влияние маршала, и герцог Генрих Гиз, прогнанный за несколько времени до того Карлом IX, теперь получил звание наместника королевства[1561].

То был сильный удар, нанесенный самолюбию молодого герцога, и вместе с тем он подрывал и влияние Монморанси. Его увещания продолжать дело мирно лишь вызывали теперь раздражение в среде партии и заставляли ее еще с большею силою стремиться к начатию военных действий. Ив Бринон показывал впоследствии на суде, какие проклятия против Монморанси, против его медлительности выходили из уст одного из дворян, Ла Нокля[1562]. Настроение слишком сильно склонялось в пользу восстания, и политики стали теперь еще с большим нетерпением ждать сигнала со стороны Лану.