Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

То было вполне понятным явлением. Вражда к духовенству, богатства которого составляли предмет зависти буржуазии[387], нигде, может быть, не пустила таких глубоких корней, как в городах юга, из которых многие, как например Монтобан, приобрели права и вольности путем ожесточенной борьбы со своими епископами и аббатами[388]. А кальвинизм своею проповедью против папства и католического духовенства открывал обширное поприще для деятельности горожан подобного рода. Но то был не единственный стимул, толкавший буржуазию в объятия еретиков. Любовь к правам и привилегиям, стремление к независимости и свободе, господствовавшее в городах юга и получившее обильную поддержку в тех беспорядках в управлении страною, которые были так рельефно обрисованы депутатами городов на Штатах в Орлеане и Понтуазе, в тех нарушениях привилегий, к которым стали чаще и чаще прибегать короли в видах своего усиления, могли найти в доктринах кальвинизма полное удовлетворение, а в самом кальвинизме тот же удобный предлог для борьбы с королевскою властью, какой нашла в нем и знать. Действительно, как ни был Кальвин склонен к систематизированию своих идей, к возведению своих доктрин, даже частных постановлений в степень догмата, непогрешимого решения, он не составил, как мы видели, строго определенной системы относительно области политики, политических учреждений, давал возможность делать самые произвольные выводы из своих положений. Оттого в этой сфере ведения господствовала значительная свобода мнений, и колебания представителей и учителей церкви были так сильны в этом отношении, что в течение очень небольшого промежутка времени они приняли несколько решений относительно такого, например, вопроса, как вопрос об отношении подданных к власти. Так, консистория орлеанской церкви осудила книгу одного гугенота за проведение в ней мысли о том, что не следует распространять свет Евангелия при помощи оружия[389], лионский национальный синод 1563 г. подверг одного лимузенского пастора публичному покаянию за письмо его к королеве-матери, в котором он заявлял, что не давал согласия вооружаться против власти[390], а между тем на синоде в Пуатье (1560) было строжайше запрещено восстание и приказано усмирять смуты, подавлять возмущения[391]. Этим пасторам предоставлялась полная свобода, и они могли комментировать по своему разумению Библию, этот источник, откуда они черпали аргументы в пользу своих мнений. А свобода эта была так велика, что вызывала опасения у некоторых деятелей реформации. «Церкви божией, писал один из них, вредят не столько католики, сколько люди, любящие новизну и объясняющие по собственному произволу Св. Писание»[392]. В Библии отыскивали они подтверждение своим политическим теориям и проповедовали свои измышления с кафедр. Но в то время, когда одни из них готовы были поддерживать существующий порядок вещей или сходились, как Беза, например, с аристократиею и проповедовали теорию аристократического управления, изображая его образцом политического строя, — другие открыто заявляли свои демократические убеждения и заходили, как можно думать, так далеко, что возбудили опасения в среде знати, предлагавшей существование заговора между пасторами, с целью уничтожения и монархии, и аристократии, и введения во Франции демократического устройства[393]. Если слух о подобном заговоре имел мало оснований по отношению ко всем членам церкви, то нет сомнения, что многие пасторы селений и городов имели ввиду именно эти цели. В провинции, в одном из уголков Оверни, ими была проповедуема впервые теория тираноубийства[394]; они же возбуждали массу против власти, какова бы она ни была, против власти, давящей и гнетущей маленьких людей. Еще в 1560 г. в одной из областей юга пасторы проповедовали восстание против власти[395]. Они говорили народу, собравшемуся послушать их поучения, что все те, кто перейдет в их веру, перестанут платить подати и нести повинности дворянам, что дворяне равны всем другим сословиям[396].