Феодальное общество

Сын рыцаря редко рос в родительском доме. По обычаю, который соблюдался до тех пор, пока порядки феодальных времен оставались в силе, отец доверял воспитание сына в совсем еще юном возрасте своему сеньору или одному из своих сеньоров. Возле своего господина, исполняя обязанности пажа, мальчик обучался искусству охоты и войны, а впоследствии и правилам куртуазной жизни; историческим примером подобных нравов может служить юный Арну де Гин, воспитывавшийся у Филиппа Фландрского, а литературным - отрок Гарнье де Нантейль, так верно служивший Карлу Великому:

«Когда король отправлялся в лес, мальчик не хотел с ним расстаться;

То он нес лук господина, то держал ему стремя.

Король отправился на реку? Гарнье спешит за ним.

Он несет за ним сокола или ястреба, обученного на журавлей.

Когда король ложится спать, Гарнье садится у его изголовья

И услаждает его слух пением и музыкой».

В других обществах средневековой Европы тоже существовали подобные обычаи, призванные оживить и поддержать отношения между господами и слугами, которые из-за отдаления грозили распасться. Но ирландский «fosterage» служил скорее установлению связи ребенка с материнским кланом, и в редких случаях был данью педагогической славе ученых монахов. В Скандинавии, наоборот, верный слуга воспитывал сына своего господина; этот обычай был так укоренен, что Га-ральд Норвежский - повествует сага, - желая показать всем, что король Этельстан Английский находится у него в подчинении, не нашел ничего лучшего, как посадить ему на колени своего сына, сделав того названым отцом помимо воли.

Особенность феодального мира состояла в том, что одни и те же связи существовали как в нижних слоях общества, так и в верхних. В феодальном обществе большое значение придавалось чувству почтения и благодарности, всю свою жизнь мальчик должен был помнить, что он «воспитанник» своего господина - и слово, и явление возникают в Галлии в эпоху франков и встречаются еще под пером Коммина (207). Хотя, безусловно, и тут действительность зачастую не соответствовала правилам чести. Но можно ли было отказаться от столь полезного обычая, который, с одной стороны, оставлял в руках сеньора драгоценного заложника, с другой - воскрешал в каждом новом поколении вассалов тень той жизни в непосредственной близости от сеньора, которая наполняла человеческим содержанием вассальные отношения первых времен?