Феодальное общество

В 1182 году один плотник из Пюи после того, как увидел несколько видений, основал «братство мира», движение, которое очень быстро распространилось по всему Лангедоку, Берри и даже дошло до Осера. Их эмблемой стали белые капюшоны с концами, похожими на шарф, концы перекидывали за спину, оставляя на груди изображение Божьей матери и вьющуюся вокруг надпись - «Агнец Божий, принявший на себя грехи мира, даруй нам мир». Плотник говорил, что капюшон с надписью передала ему сама дева Мария. Родовая месть была запрещена среди членов братства. А если один из братьев все-таки совершал убийство? Брат убитого, если он тоже был членом «носящих капюшоны», целовал убийцу поцелуем примирения и вводил его в свой дом, где тот должен был разделить с семьей трапезу в знак забвения свершившегося. В «миролюбивых», - как они любили себя называть, не было ничего «толстовского». Они вели против наемных войск настоящую войну, и часто очень успешную. Но спонтанно возникающие выступления очень скоро обеспокоили сословие сеньоров. Мы видим, как один и тот же монах из Осера в 1183 году осыпает похвалами достойных служителей порядка, а в следующем 1184 обливает грязью их непокорную «секту». По словам другого хрониста, «миролюбивых» обвиняли в том, что они «стремятся разрушить институты, которые управляют нами по воле Божией, и упразднить должности могучих этого мира». Прибавим, что неконтролируемая деятельность заведомо необразованных мирян-ясновидящих, - неважно, о ком шла речь: плотнике Дюране или Жанне д'Арк - всегда внушали тревогу и небезосновательную хранителям веры, которые видели в ней опасность для благочестия. Соединенные силы баронов, епископов и наемников раздавили миролюбцев из Пюи, их движение кончилось так же плачевно, как в предыдущем веке охранительное движение в Берри. Поражения были лишь красноречивыми симптомами более глубинной несостоятельности этих движений. Ни лиги, ни советы не были способны создать ни настоящей полиции, которая бы следила за порядком, ни системы правосудных органов, без которых невозможен настоящий мир в обществе, а значит, они не могли установить тот порядок, к которому так стремились. «Род человеческий, - пишет Рауль Безбородый, - уподобился собаке, которая вернулась к собственным испражнениям. Возникло упование. Оно не исполнилось». Но в других сословиях мечта о мире, которой не было суждено сбыться, оставила глубокий след, который давал себя знать в самых разных формах.