Феодора

Ряды палаток делились на кварталы в соответствии с ремеслом их владельцев. Одни из них занимали седелыцики и кожевенных дел мастера, другие — булочники, третьи — горшечники, тут торговали благовониями, там — украшениями из золота, и так далее, в бесконечном разнообразии. Это был потрясающий воображение рынок, крупнейший в империи, и нищий, вроде Айоса, мог легко добыть здесь пропитание. Однако рано или поздно хозяева ларьков вызывали стражу, и тогда Феодора с удовольствием исполняла свою роль. Заметив приближающихся стражников, она бросалась к Айосу, сверкая темными глазами, с криком: «Скорее, скорее, Айос, они идут!» Пока солдаты добирались до места, где расположился нищий, он успевал юркнуть в одну из узких щелей и скрыться. Эту ее трогательную помощь и дружбу Айос никогда не забывал, испытывая что-то вроде нежности к живому и смышленому ребенку.

Часто они сидели и болтали, греясь на солнце у стены Ипподрома, нищий — в корзине на терпеливом ослике, девочка — рядом на земле. В Айосе горькая житейская мудрость сочеталась с грубоватым юмором, от него Феодора выучилась языку, на котором говорило Братство Нищих, он же показал ей потайные ходы, похожие на крысиные норы, тянувшиеся под трущобами и дворцами столицы.

С малолетства Феодора знала о ремесле матери, и оно казалось ей естественным, как любое другое занятие, дававшее деньги на еду и одежду. Детей часто оставляли следить за варевом на огне, пока мать уединялась с очередным клиентом, чтобы заработать на новую тунику или сандалии, если Ородонт проигрывал в кости или пропивал свое жалованье.

Однако настало время, когда матери пришлось оставить свое занятие. Она утратила молодость и привлекательность, и дочерям пора было начинать зарабатывать самим тем же способом. Таков был неписаный закон, по которому сын сапожника учился тачать башмаки, а сын пекаря — выпекать хлебы и булки.

Для того, чтобы юной девушке стать настоящей куртизанкой и брать приличную плату за свои услуги, необходимо было пройти специальное обучение и усвоить правила, диктуемые профессией. «Новообращенных» учили игре на арфе или флейте, искусству танца, декламации и сценическим приемам, чтобы вернее завлечь мужчину и завоевать его.

Существовала специальная школа — Дидаскалион[14], где старые опытные куртизанки обучали девушек искусству любви. В те дни общество не осуждало такие заведения, наоборот, даже состоятельные семьи охотно отдавали туда дочерей, чтобы, пройдя курс обучения, молодые женщины могли составить себе удачную партию и чувствовать себя уверенно и счастливо в супружеской жизни.

Но мать Феодоры была бедна и беспечна. Жалованья Ородонта и ее случайных заработков на Дидаскалион не хватало, их дочери не умели ни петь, ни танцевать, не знали нот и не были обучены бесчисленным маленьким хитростям, складывавшимся в искусство возбуждать страсть в мужчине… Когда старшей, Комито, исполнилось пятнадцать, она первая начала зарабатывать, торгуя собой. Привлекательная и развитая физически, Комито надеялась на успех; ей очень хотелось иметь рабыню, прислуживающую ей, как было заведено у настоящих куртизанок. Впрочем, денег на покупку рабыни у семьи не было, и роль прислужницы досталась средней сестре. Одетая в грубую тунику, Феодора покорно исполняла все, что от нее требовалось.

Капризная и эгоистичная Комито наслаждалась новой для нее ролью госпожи. Она осыпала сестру оскорблениями, пинала и щипала за нерасторопность, и девочка покорно сносила все ее выходки. Вскоре Комито стали приглашать на ночные пирушки в богатые особняки, а маленькую «рабыню» запирали в подвале вместе с настоящими рабами. Наверху в ярко освещенных покоях звучала музыка, слышался смех и звон посуды, Комито была занята очередным любовником и не вспоминала о несчастном создании, томящемся в темной клетке вместе со сбродом, утратившим человеческий облик, ожесточившимся и понимающим только язык кнута и цепей. Ужас, пережитый Феодорой в душных и тесных подвалах, где она обычно забивалась в самый дальний угол, навечно остался в ее памяти. Она никому не рассказывала о страшных сценах, свидетелем которых ей пришлось стать среди полулюдей-полуживотных. Между тем она подрастала, ее тело утратило детские линии и приобрело женскую привлекательность. Неизбежное случилось, когда Феодоре было тринадцать лет. Грязный раб изнасиловал ее в одном из мрачных подвалов. На следующий день маленькая рабыня впервые не подчинилась сестре. Швырнув в нее скамеечкой, которую повсюду носила за своей госпожой, Феодора навсегда покинула дом.