Феодора

Оставив позади Арсенал и мятежников, он поспешил по темной улице на запад. Защищенный от бунтовщиков, он был лишен всякой надежды на помощь со стороны мирных жителей, в страхе захлопывающих перед ним окна и запирающих двери на засовы. Дым становился все гуще, и он понял, что приближается к еще одному очагу пожара, зарево над которым становилось тем ярче, чем дальше он продвигался. Тем не менее он продолжал идти вперед, так как это был самый короткий путь к вратам Евгения.

Ему навстречу тек все густеющий поток беженцев: матери с младенцами на руках и детьми, цепляющимися за их юбки, мужчины, согнувшиеся под тяжестью узлов с нехитрым скарбом, старуха, прижимающая к себе собачку, и множество других несчастных, лишившихся крова. Проклиная их, он должен был остановиться на обочине и ждать, пока они пройдут. Затем он двинулся дальше. Наконец, завернув за угол, он увидел, откуда все эти люди. За площадью полыхал пожар, одна сторона улицы была сплошь в огне. Он неистово рвался из проемов окон и взмывал над крышами, распространяя вокруг волны невыносимого жара. Иоанн услышал треск рушащихся крыш и стен, отдаленные разрозненные крики.

Поначалу он решил было, что отрезан от цели своего путешествия, однако, заметив, что горит только одна сторона улицы, понял, что, если поторопиться, он мог бы благополучно миновать опасное место. Заслоняясь локтем от жары, он приблизился к пылающим домам. У одного из них стоял, заломив руки, невысокий человек, не обращая внимания на порывы раскаленного ветра и неотрывно глядя в огонь.

— Моя жена, мой ребенок! Они там, внутри!..

Иоанн равнодушно прошел мимо. Прижимаясь как можно плотнее к стене, он стал огибать опасное место. Человек бросился за ним, обливаясь слезами и, очевидно, не замечая хламиды прокаженного. Желая от него отвязаться, Каппадокиец ускорил шаг, но вдруг с ужасом увидел, что стена одного из горящих домов клонится наружу. Забыв о своей роли калеки, он бросился бежать. На мгновение стена повисла над ним, а затем начала падать. Рванувшись из последних сил, он едва успел проскочить то место, на которое мгновение спустя рухнули горящие обломки стены. За его спиной раздались треск и грохот, как при землетрясении, в небо взметнулся столб искр и горящих головней, но он остался цел и невредим.

Иоанн обернулся. Стена, рухнув, перекрыла всю улицу, достав до домов напротив, которые теперь начали заниматься от пышущих адским жаром руин. Маленький человек, бежавший сзади, был заживо погребен под пылающими обломками. Каппадокиец почувствовал, что весь дрожит от ужаса перед чудовищной смертью, которой ему едва удалось избежать. Однако постепенно ему удалось взять себя в руки. До городских ворот было уже рукой подать, по пути пожаров больше не было. Он пошел дальше.

Ночью ворота обычно были закрыты и охранялись, но сегодня они были распахнуты настежь, и поблизости не было видно ни одного стражника. Множество людей стремились вырваться из города, давя и толкая друг друга. Но даже эта перепуганная, бегущая от пожара толпа расступалась, давая дорогу прокаженному и стараясь не прикоснуться к нему даже случайно.

Спустившись к набережной, Иоанн вдруг почувствовал испуг и растерянность. Причалы были так запружены народом, что негде и яблоку было упасть, однако люди все прибывали и прибывали. Были слышны панические вопли тех, кто под напором толпы падал с причалов в воду. И поскольку в обстановке всеобщей неразберихи никто даже и не пытался их спасать, несчастные шли ко дну.

Судовладельцы, опасаясь, что толпы, хлынув на палубы, перевернут и утопят их корабли, отвели их подальше от берега. На некоторых судах, которых течение прибило друг к другу, перепутались снасти. Там сновали моряки, с криками разрубая перекладины и веревки, тогда как другие отбивались веслами и шестами от плывущих к ним людей, головы которых черными горошинами виднелись на озаренной красным отсветом пожаров воде.

Но даже в этой толчее платье прокаженного давало Иоанну преимущество. Люди, увидев его, крестились и, бормоча молитвы святым, шарахались прочь, освобождая при этом некоторое пространство. Ему удалось добраться до места, где всегда стояла на якоре его барка. Однако там ее не оказалось. В ярости начал он искать ее, вглядываясь в силуэты кораблей, — но тщетно. Увидев на расстоянии четверти мили от берега бухты большое сирийское судно, освещенное дразняще спокойным светом корабельных огней, он сорвал с головы покрывало и бросился в воду.

Несколько минут спустя сирийский моряк увидел с низкой палубы фелуки приближающегося пловца и угрожающе поднял шест.

— Прочь, а не то я размозжу тебе голову! — закричал он. В ответ пловец бросил что-то, приятно звякнувшее при падении на палубу. Это заставило моряка невольно вытянуть шею и присмотреться. На досках лежал золотой солид.

— Ты получишь еще, если возьмешь меня на борт, — крикнул человек в воде.

— Что случилось? — спросил привлеченный шумом хозяин корабля.

— Этот человек предлагает золото, — ответил моряк.

— Вытащи его.