Фер-де-ланс

— Вполне возможно, Арчи. Неплохой вывод. Тем более что и Солу Пензеру, которого я послал туда, удалось добиться от неё всего лишь согласия на встречу, в остальном она продолжала играть в молчанку. Так что твоё обаяние и вежливость здесь очень бы пригодились. Если она сможет, пригласи её к нам завтра к одиннадцати утра. Это не повредит. Крепость заслуживает того, чтобы осада велась по всем правилам военного искусства.

— Я привезу её сегодня.

— Не стоит, лучше завтра. Я предпочёл бы, чтобы сегодня ты был свободен и бездельничал, пока я буду мудрить над этим загубленным цветком. Он безнадёжен, это ясно. Как я уже говорил, твоё присутствие иногда мне просто необходимо. Оно напоминает мне о том, как хорошо, что вместо тебя тут нет кого-нибудь другого, например, жены, от которой так просто не отделаешься.

— Ещё бы, сэр, — осклабился я. — Валяйте, что дальше? Я весь внимание.

— Не сейчас, Арчи, не в такой дождь. Ненавижу дождливую погоду.

— Ладно, тогда я задам вам свои вопросы. Как вы догадались, что Карло Маттеи убит? Как узнали, что Барстоу отравлен и в его теле застряла игла? Теперь я понимаю, как можно было её туда загнать, после того, как это продемонстрировал нам парень из фирмы спортивных товаров. И всё же, как вас осенило?

Вулф опустил лупу и вздохнул. Я понимал, что уже начинаю раздражать его, но кроме простого любопытства, мною двигал также и профессиональный интерес. Он не догадывался, что, несмотря на мою веру в безошибочность всех его решений, я сам тоже мог бы действовать куда более целеустремленно, если бы знал, что происходит у него в голове. Если я не стану расспрашивать, он сам никогда не поделится ни самым великим, ни ничтожно малым из своих планов.

Вулф вздохнул ещё раз.

— Арчи, Арчи, разве я не говорил тебе, что ответил бы великий Веласкес, если бы ты вздумал приставать к нему с вопросом, почему рука его Эзопа не опущена свободно вдоль тела, а спрятана в складках одежды? Должен ли я снова напоминать, что можно пройтись по следам открытий учёного и он с готовностью объяснит тебе каждый свой шаг, но бесполезно просить об этом художника. Последний, как жаворонок в поднебесье или орёл в полёте, не оставляет следов. Сколько раз я твердил тебе, что я — художник!

— Не надо сейчас об этом, сэр. Просто скажите, как вы узнали, что Барстоу был отравлен.

Вулф снова взял лупу. Я сел, раскурил ещё одну сигарету и приготовился ждать. Наконец, когда терпение моё иссякло и я решил встать и, захватив какую-нибудь книгу или журнал, уйти в гостиную, он заговорил:

— Карло Маттеи мёртв. Избит, возможно, ограблен. Случай достаточно банальный, если бы не телефонный разговор и объявление в газете. Телефонный разговор представляет некоторый интерес, но главное в нём — угроза и ответ: «Я не из пугливых». Объявление кое-что уточняет. До него Маттеи был в одном качестве, после него, помимо прочего, стал ещё и мастером, способным соорудить нечто очень сложное и хитроумное, что должно «сработать». Слово «механизмы» делает объявление любопытным, дающим пищу для размышлений человеку с умом изобретательным и пытливым. А потому в силу такой же случайности, какой является, скажем, зарождение жизни на Земле, Маттеи становится человеком, который вырезает из газеты сообщение о смерти Барстоу, — и делает это утром в день своего исчезновения. Поэтому прочитай сообщение о смерти Барстоу ещё раз, чтобы найти в нём то, что имеет прямое отношение к Карло Маттеи. Простой рабочий, итальянец, эмигрант, — и известный профессор, богач, ректор университета. Какая, казалось бы, может быть между ними связь? Тем не менее она должна быть. Несочетаемость всех этих событий может сделать эту связь ещё более очевидной. Вот тебе газетное сообщение, ищи эту связь, если она есть, останавливайся и думай над каждым словом и переходи к следующему только тогда, когда будешь совершенно уверен, что за этим словом ничего не стоит. Но больших усилий не потребуется — связь очевидна и не может не броситься в глаза. В момент своей смерти или незадолго до неё Барстоу держал в руках и пользовался не одной, а целым набором вещей, которые, не будучи сложными механизмами, вполне могли бы подойти для зловещей цели. Создается вполне чёткая и ясная картина. Она требует не аргументов, а созерцания, как произведение искусства. А чтобы её увидеть, надо закрепить изображение. Вот я и спросил Анну Фиоре, видела ли она когда-нибудь в комнате Маттеи клюшку для гольфа. Результат был обнадёживающий.

— Хорошо, а если бы она сказала, что не видела?

— Я предупреждал тебя, Арчи, что даже ради твоих прекрасных глаз не стану отвечать на гипотетические вопросы.

— Что ж, это проще всего.

Вулф сокрушённо покачал головой.